Saur_Incarnated – тебе :)
И… извини, что без вдохновения…
Они попали в засаду – глупо, позорно подставились под эльфийские стрелы.
«Когда Тано узнает, он примерно накажет меня за подобную халатность, - первой была отстраненно-равнодушная мысль. – Или хуже того: насмеется! Полководец Черного Валы должен знать местность, на которой ведет войну, как свои пять пальцев…
Тано… Тано!.. – воспоминания минувшей ночи мучили его, повторяясь в памяти с болезненно-сладостной навязчивостью. – Тано, за что ты всегда со мной так?.. Ведь ты же привязан ко мне, я знаю. Как-то по-своему, но привязан… Знаю я и то, что моя привязанность, моя покорность и нежность нужны тебе… И я покоряюсь – покоряюсь тебе одному! И что же получаю взамен? К иным из врагов ты более милостив, чем ко мне… Зачем так, Тано?.. Сил моих нет на это больше – я ведь не игрушка, Тано!»
Подобные мысли ослабляют – он это знал, но ничего не мог с собой поделать. Мысли назойливыми насекомыми зудели в голове, мешая сосредоточиться на выполнении своих прямых обязанностей.
С самого утра он не находил себе покоя. Хотелось проветриться, стряхнуть с себя пыльный сумрак ставшей привычной горечи. Может быть, верховая прогулка поможет? А вдруг еще какая незапланированная стычка с противником случится в пути?.. Весьма ко времени будет! Сегодня ему как никогда за последние месяцы хотелось крови – хотелось видеть, как она пенится на лезвии его меча, как густыми тяжелыми каплями падает в траву, как впитывается во влажную от утренней росы почву, как хлещет из раны поверженного врага… Эльфа – лучше бы эльфа. Но и человек сойдет. Он хотел противостояния и победы, доказывающей его власть, его силу и превосходство. Нет, кровь пленника, истерзанного умелыми руками палачей – это совсем не то… Посмотришь – только гаже на душе станет.
«Ох, Тано, что же ты со мной делаешь?! Неужели не знаешь, что происходит со мной после каждого подобного раза?.. Или знаешь – и тебя это устраивает?.. Или, может, именно этого ты и добиваешься от меня?.. Тебя забавляют мои метания, верно?.. Или тебе просто наплевать, что чувствую я после твоего насилия, что делаю для того, чтобы сохранить хоть толику уважения к себе?..»
Возле конюшен он нашел отряд готовых к выезду конных разведчиков. Велел спешиться командиру отряда и сказал, что сам заменит его. Человек повиновался беспрекословно, однако выражение его лица и отголосок мыслей, услышанных Майя, порадовать не могли.
«Сколькие еще в Цитадели догадываются о том, что гонит меня рано поутру выполнять работу обыкновенного воина? Сколько их было, сколько еще будет этих косых взглядов, смешков и перешептываний украдкой?.. Шлюха Моргота. О, я уже это слышал однажды! И, наверняка, услышу снова… Если даже свои не могут понять, то чего же от врагов ждать приходится?.. Даже если свои… Но они, по крайней мере, не осуждают. По крайней мере, пытаются понять…»
Он чуть стиснул коленями круп коня, понуждая его двинуться с места и направляя к огромным воротам, створки которых уже распахивали перед отрядом орки-стражники. Верховые разведчики двинулись за ним, не дожидаясь словесного приказа. Ни для кого не была секретом утренняя неразговорчивость Черного Майя и его взрывоопасная раздражительность, которая грозила увечьями всякому, кто решался нарушить размышления Повелителя Воинов.
Влажная от росы трава под копытами коней. Рассветные лучи солнца сквозь кисею облаков на быстро светлеющем небе. Порывы холодного ветра, бесчинствующие на равнине и бессильно разбивающиеся о незыблемую громаду Тангородрим.
Гортхаур вздохнул полной грудью, впитывая жизненные токи хрупкого бытия, окружавшего его. От утренней прохлады ему слегка полегчало. Вот только назойливые мысли не желали отступать ни на минуту – но ничего, это пройдет. И он пустил коня галопом.
Отряд продвигался вкруг Цитадели обычным своим маршрутом. Такие ежедневные выездки проводились Темными скорее по привычке, чем из необходимости. Следовало проверить не заметно ли у лагерей Феанорингов подозрительной активности, не планируют ли эти безумцы новой сумасбродной атаки на неприступные бастионы Ангбанда. Впрочем, последние пару лет на линии фронта царило затишье. Происходили, разве что, время от времени порубежные стычки разведывательных отрядов – не более того.
Противника в лесостепном ландшафте, лишь кое-где изрезанном оврагами, легко было заметить издали. Сейчас до самого горизонта в округе не было заметно ни одной живой души. Воины разведывательного отряда позволили себе расслабиться, сломали привычный строй и ехали теперь, кучкуясь по тройкам и парочкам, мелкой рысью, негромко переговариваясь. Догонять Черного Майя они не спешили, по опыту зная, что на таких прогулках, как сегодняшняя, его лучше оставлять в одиночестве.
…Никто не успел опомниться, когда стрела со светлым оперением вонзилась в горло одного из воинов ехавшей впереди тройки. Тело его еще не успело сползти с крупа коня, как были подкошены еще двое, ехавшие справа и слева от убитого первым – одному стрела попала в глаз, второму пробила кольчугу в районе сердца. Воины Ангбанда схватились за мечи, силясь понять, откуда идет нападение. Лишь редкие ближайшие кусты могли скрывать атакующих. Воины пришпорили коней. Отряд развернулся цепью, и это было роковой ошибкой. Впрочем, и прежнее кучное построение едва ли спасло бы их от метких стрел эльфов…
Он почувствовал смерть первого из сопровождавших его солдат прежде, чем увидел происходящее. Он гнал коня назад, к отставшему от него отряду, уже зная, что не успевает. Он клял собственную слепоту и глупость, и душевные терзания, заставившие его витать в облаках и не позволившие заметить врага, который был у него под носом. Ведь он же проехал мимо этих кустов несколькими минутами раньше! Если уж не увидел, то почувствовать хотя бы должен был!.. А они-то сами – олухи, прости Предвечная Тьма! Отборные воины Ангбанда, они-то каких мух, мать их, считали?!..
Он почувствовал, как остановилось сердце умершего последним. Он знал, что весь его отряд уничтожен, и холодная ярость очистила его мысли от всего постороннего. Осталось лишь одно – желание убивать.
Он спрыгнул с коня на полном скаку и пружинисто, по кошачьи, приземлился на обе ноги, выхватывая из ножен свои ятаганы. Он любил это орочье оружие и всегда пользовался им, когда выезжал так, как сегодня, под видом простого воина.
Он был очень быстр – услышал даже чей-то удивленный присвист. Он был очень быстр, но слишком разъярен, чтобы мыслить здраво. Спрыгнув с коня, он оказался в окружении Элдар. Их было больше двух десятков, одетых в камуфляжные цвета, сливавшиеся с летней зеленью. Еще прежде, чем ятаганы успели начать в его руках свой смертоносный танец, луки были натянуты, и в лицо ему смотрели дюжины две каленых жал.
Не было произнесено ни звука, но он понял, что проиграл. От двух-трех стрел он сумеет уклонится, парочку срубит на лету, а остальные? Возможности Майя не безграничны. Тем более что Элдар будут стрелять практически в упор. Он мысленно выругал себя за вторую глупейшую ошибку, совершенную им в этот проклятый всеми звездами день. Такие ляпы в пору совершать зеленому новобранцу, а не ему – Повелителю Воинов!
«Я что, не видел, куда прыгаю?! Ох, и будет же смеяться надо мной Тано!.. Но что делать-то теперь?..»
Ятаганы так и не пошли в ход. Увидев колебания Темного, предводитель отряда Элдар обратился к нему на Квэнья:
- Брось оружие и сдайся на милость нашего князя, и тогда тебе будет сохранена жизнь. Мы не хотим убивать Смертных. Ты понимаешь меня?
«Сдаться? Ишь, чего захотели! Гортхаур Жестокий в плену у Нолдор – анекдот на потеху всей Арде!.. Я же от стыда развоплошусь еще раньше, чем с меня Тано за подобное шкуру спустит! И поделом мне будет: глупее, по-моему, мне не удавалось повести себя еще никогда,.. – разум Майя отказывался серьезно воспринимать грозившую ему опасность. – Стоп! Я, кажется, что-то упустил… Кем меня назвал этот Элда? Смертным?.. Они приняли меня за человека? Вот так-так! А что… если я им и в правду сдамся? И они не будут знать, кто я… Это может оказаться забавным!»
Он внутренне рассмеялся, предвкушая, как глупейшая подстава судьбы может обернуться занятным приключением, и, выпустив рукояти ятаганов, позволил оружию упасть в траву.
- Я сдаюсь, - ответил он, слегка, без излишней нарочитости, которая могла показаться его пленителям подозрительной, картавя Квэнья.
- Свяжите ему руки, - велел предводитель отряда эльфов, - и приведите коней…
- Мы захватили пленника, мой лорд.
Эльф склонил голову в полупокроне перед князем Финродом, сыном Финарфина – лордом крепости Минас-Тирит, стоявшей на острове Тол-Сирион чуть в стороне от передовой линии укреплений Феанорингов.
Финрод поднял свои чистые, пронзительно светлые глаза от лютни, которую держал на коленях, в задумчивости перебирая пальцами ее струны.
- Одного?
- Остальные мертвы. И этот-то достался нам живым по чистой случайности. По-моему, он слегка безумен. Сам полез под наши стрелы.
- Человек?
- Похоже, что да, хотя…
- Ну, договаривай. Что же?
- Смертные неповоротливы. А этот чересчур прыток, на мой взгляд… Ты будешь разговаривать с ним, мой лорд?
- Да, - Финрод вздохнул и отложил лютню. – Приведи его ко мне до вечернего пира.
- Хоть сейчас, мой лорд. Прикажешь нам молчать о пленнике при госте?
Финрод мгновение поколебался, потом утвердительно кивнул.
- Пока да. Не стоит бередить в нем тяжелые воспоминания. Если сведения, которые я получу от этого Темного окажутся важными, я сам расскажу о нем князю Маэдросу после пира.
Командир отряда разведчиков коротко поклонился и вышел. Вернулся он не более четверти часа спустя, ведя с собой пленника.
- Вот он, мой лорд, - несильным, но настойчивым тычком в спину Элда направил человека в комнату, а потом отступил с порога и прикрыл за собой дверь.
Финрод, сидя в кресле, разглядывал стоящего перед ним смертного.
Высокого роста – не ниже самого Финрода будет, а то и повыше слегка. Уверенная стать, гордая повадка. Явно пленник не из простых воинов, хотя и одет весьма скромно. Черная ткань и кожа обтягивают стройную мускулистую фигуру стык в стык. Финрод знал, что у Темных не в почете просторные одеяния – любую складку в одежде они считают нефункциональной, лишь, может быть, в покрое праздничной одежды позволяют себе больше свободы. Хотя откуда у Темных быть праздникам?..
Князь Нолдор нахмурился, разглядывая пленника. Что-то смущало его во внешности этого мужчины, но он никак не мог понять что. Ну, что возраст его не удается определить – это ладно. «Не настолько уж я большой знаток признаков старения у Аданов, - подумал Финрод. – Хотя бы ясно, что это не ребенок. Что же еще?..» Князь отметил то, что у пленника чересчур тонкая кость для смертного, отчего на фоне массивных беорнингов, например, он показался бы хрупким. С другой стороны, по сравнению с Элдар, пленник был чересчур мускулист. Может, все дело в том, что он очень молод, потому только и не набрал еще присущей людям массивности?..
- Сколько тебе лет?
Пленник, до сих пор разглядывавший мозаику пола под собой, поднял голову и взглянул на князя. Кожа у него была бледной, черты лица тонкие и правильные, а разрез больших глаз напоминал эльфийскую породу. Цвет глаз был не просто темным, а почти черным, отчего было трудно определить, где заканчивается зрачок, и где начинается радужка.
- Двадцать восемь, - ответил он спокойно, без малейшей заминки.
Внезапно у Финрода мелькнула догадка, заставившая его податься в кресле вперед, навстречу пленнику, настолько предположение это было волнительным:
- Кем были твои родители?
- Отец был воином Владыки, как и я сам.
- А мать?
Пленник безо всякого волнения и страха пристально рассматривал князя Нолдор, словно пытаясь для себя что-то решить. Финроду на мгновение стало неуютно под этим изучающим взглядом – как будто сознания его коснулось чья-то чужая и враждебная воля, любопытствуя до тайных мыслей и чувств эльфа. Финрод прогнал наваждение: «Что за чепуха! Люди не владеют осанвэ. Так скоро я, пожалуй, начну пугаться собственной тени!..»
- Она была пленной Синдэ.
Финрод откинулся обратно в кресло, не зная радоваться ему или огорчаться тому, что его догадка получила подтверждение. До сих пор ему не приходилось сталкиваться со случаями смешения крови Перворожденных и Пришедших Следом.
- Где она сейчас?
Пленник равнодушно пожал плечами и снова уставился в пол.
- Что с ней стало после твоего рождения? – настаивал на своем князь.
- Не знаю, - нехотя ответил пленник. – Моему отцу ничего не было от нее нужно, кроме ее чрева.
Финрод потянулся своим сознанием к сознанию полуэльфа, надеясь уловить отголоски его чувств и мыслей. Сына Финарфина волновала судьба его безвестной соплеменницы. Он потянулся, начал искать… но отступил после нескольких безуспешных попыток. Там, где должно было быть кипение живых мыслей и чувств, его встретила лишь душная темнота. Приходилось признать, что либо кто-то научил полукровку ставить стены в своем сознании, либо он каким-то немыслимым способом научился этому сам.
- Кто ты такой? – Финрод устало прикрыл глаза, разочарованный невозможностью получить ответы более быстрым и легким путем.
- Воин Владыки Мелькора.
- Ты сам прекрасно знаешь, что это не ответ.
Пленник снова слегка повел плечами, и уголок его рта дрогнул в намеке на усмешку, не спешившую ломать линию его губ в полную силу.
- Командир отряда разведчиков, который был уничтожен твоими лучниками, князь.
Финрод открыл глаза и взглянул пристально, отыскивая и зацепляя взгляд пленника.
- И это тоже не ответ. Назови свое имя, свой род и свой воинский чин в армии Врага.
Теперь уже усмешка окончательно исказила губы пленника – яркие, мягкие, изящно очертанные губы… А верхняя слегка припухла, отчего смазались четкие изгибы линии… «О чем это я думаю?!» - одернул себя Финрод.
- И ты думаешь, Нолдо, я буду отвечать на этот вопрос?
Нет, конечно, он не будет. Они никогда не отвечают на подобные вопросы. Весьма охотно и даже доброжелательно в большинстве своем отвечают на расспросы, не имеющие прямого отношения к нынешней войне, но стоит спросить их о чем-то конкретном – сразу замыкаются в молчании или начинают вести себя вызывающе, как этот пленник.
Финрод сложил на коленях руки, сцепил пальцы, наблюдая за игрой камней в оправе двух перстней искусной работы на фоне светло-зеленого шелка своих просторных одежд.
- Я не люблю жестокость и не поощряю ее, но ты не оставляешь мне выбора. Лучше тебе ответить сейчас на мои вопросы, чем позднее…
- Твоим палачам? – полукровка продолжал насмехаться.
Финрода сильно нервировала невозможность прощупать мысли пленника. Если бы он хотя бы знал, что Темный испытывает страх, было бы проще.
- Среди моих сородичей нет палачей.
- Надо же! – пленник возликовал очень натурально. – Значит, мне опасаться нечего? Но кто же тогда, князь, выполняет для тебя грязную работу?
- Нет никакой грязной работы. Тебя никто не будет пытать.
- Да?.. А как же ты тогда собираешься получать от меня сведения, Нолдо?
- Твой дух искажен и порабощен Врагом. Целители снимут этот гнет и помогут тебе освободиться.
- Ну, надо же! – хмыкнул пленник.
Финрод плотнее сцепил пальцы, так что ему на какое-то мгновение даже стало больно. Этот Темный совсем не боится. Как странно!.. Рабы Моргота, чья воля сломлена была Искажением, больше пыток и смерти боялись того, кто обещал свободу их фэар. Может быть, полукровка и вправду безумен?..
Эльф снова взглянул на пленника, пытливо изучая черты его лица. Тот стоял, по-прежнему, спокойно, не смущаясь ничуть таким открытым разглядыванием.
«Он очень красив, - внезапно подумал Финрод, и по спине побежали мурашки, от того, что мысль эта показалась князю чужеродной, пришедшей откуда-то извне. - Как странно, что я сразу не заметил этого. Как будто бы смотрел и не видел… Эти длинные смоляные волосы – они, вроде бы, совсем черные, но когда он чуть поворачивает голову, в них вспыхивают медные и серебристые огоньки. Я никогда ни у кого не видел такого цвета волос. А тело… Почему мне показалось, что сочетание хрупкости и силы в нем – это какой-то изъян? Напротив! Он похож на хищного зверя – волка, или даже скорее, кота. Никогда мне еще не приходилось видеть столь гармонично развитого тела… Никогда ли?.. Если бы мне пришлось сравнивать, я сравнил бы его с Айнур. Лишь у них я видел подобное смешение расовых черт… Право же, если все полукровки будут такими, как этот, не только Аданы, но и Элдар смогут ими гордиться!.. А его лицо… Чтобы суметь запечатлеть такое, надо быть великим ваятелем! О, Эру, под его взглядом мне становится трудно дышать… Да что же такое творится со мной?! Если бы этот полукровка был иного пола, и сердце мое не осталось за Морем, я решил бы, что мое фэа избирает его,.. – осознание пришло слишком рано, и Финрод вздрогнул, ужаснувшись того устья, в которое вылилась река его дум. – Великие Валар, это не он, это я безумен!»
Если бы Элда не был занят собой в момент этой вспышки прозрения, он успел бы заметить, как исказилось лицо пленника, не сдержавшего досады на себя за свою поспешность. Но у Финрода отчего-то вдруг разболелась голова, и ему жутко захотелось начать массировать виски пальцами. Факт этот был тем более странен, что Преворожденные вообще были редко подвержены хворям.
- Ты можешь идти, - голос Финрода звучал чуть хрипловато, когда он подвел итог разговору.
Пленник удивленно приподнял брови, потом повернулся и пошел к двери, которую тут же распахнул перед ним некто, ожидавший снаружи. Стоило ему выйти из покоев лорда Минас-Тирита, как его тут же окружила стража в полдюжины Элдар.
…Лишь четверть часа спустя Финроду удалось утишить головную боль и привести в порядок свои мысли.
«Что это было? – спросил он себя в глубоком недоумении. – Я бы сказал, что недобрая воля пыталась внушить мне чуждые мысли, и боль пришла от того, что я ускользнул из под ее власти слишком быстро… Но как такое может быть? Не настолько силен Черный Враг, чтобы дотянуться до сознания моего на таком расстоянии… Да и почему я? Почему не кто-то из Феанорингов, не Фингон или кто-то еще?.. Мысли, которые мне пытались внушить, касались странного пленника. Могу ли я предполагать, что от него исходила и сама атака?.. Или он был всего лишь окном, через которого Моргот увидел меня?.. Надеюсь, что целителям удастся найти ответы на эти вопросы.»
Гортхаур лежал на спине, на каменной скамье внутреннего сада Минис-Тирита и созерцал голубое небо над собой. Тишина и покой умиротворяющее действовали на него. В листве цветущих деревьев клекотали, стрекотали, поругивались и выводили чистые трели мелкие птахи с цветным оперением. Ветер шелестел кронами деревьев и высокой травой, порой поигрывая и длинными прядями распущенных темных волос, плотной завесой накрывших подлокотник скамьи.
«Мне здесь нравится, - решил Черный Майя после получасовых дремотных раздумий. – У этого Нолдо хорошо развито чувство прекрасного…»
Руки его были сложены на животе, и пальцы сплетены. Цепь между широкими наручниками была не слишком короткой и оставляла свободу движений. В принципе, для Гортхаура не было проблемой разорвать цепь или расплавить металл наручников – было бы желание, но он не спешил. Ему нравилась крепость, в которую он попал, его забавляли повадки окружавших его Элдар, и еще – его заинтересовал высокородный Нолдо, к которому его отвели сегодня после полудня. Финрод, сын Финарфина, внук Финвэ. Очень красивый эльф даже на придирчивый вкус Майя. И красиво не только его роа: светлые с золотистым отливом волосы, серо-голубые глаза, лучащиеся каким-то внутренним светом, высокое стройное тело – чересчур хрупкое на взгляд людей, словно у смертного юноши-подростка, но, на самом деле, пропорциональное и хорошо развитое в сравнении со многими другими Элдар. Красивым было и его фэа – стойкий и благородный дух, без леденящей гордости, свойственной сыновьям Феанора, ровный и сильный, как спокойные волны глубоководной реки, чуткий к чужой боли и к чужой радости… Гортхаур любовался эльфом на протяжении всей произошедшей между ними беседы.
Майя нравилась игра, которую он затеял. Так забавно было наблюдать за Нолдор, когда они, вовсе не смущаясь его присутствием, вели между собой личные разговоры и занимались привычными делами. Никто не заботился мыслями пленника, никто не считал нужным что-либо скрывать от него. Элдар и в голову не приходило, какая рыбка добровольно заплыла в их сети. Цепи, высокие стены и многочисленная стража – все это не сможет удержать Черного Майя, когда он решит, наконец, что видел и слышал достаточно. Он мог бы, если бы захотел, освободиться из плена еще по дороге в Минас-Тирит, но любопытство, которое так ценил в нем Учитель, остановило Гортхаура на этот раз. Ему захотелось встретиться лицом к лицом с одним из предводителей Нолдор, пришедших в Беллерианд из Валинора.
И встреча не разочаровала его. Она придала новый смысл всей этой авантюре и разбудила в Гортхауре охотничий азарт.
«Прости, Тано, но ты совсем заездил меня, а вот теперь я на досуге развлекусь!»
Сознание Финрода было для Ученика Черного Валы, как раскрытая книга, и, прочитав все мысли и чувства эльфа вдоль и поперек, он подумал: «А почему бы не записать сюда новые строки?», что и принялся осуществлять незамедлительно. Поначалу все шло хорошо: требовалось лишь подтолкнуть мысль Финрода в нужное русло, а дальше он повелся на приманку сам. Гортхаур чувствовал одиночество Нолдо и его тоску о той, что осталась за Морем, и это будило в нем трепетную, почти животную нежность к светловолосому эльфу. Майя нажал сильнее, торопясь и подталкивая Финрода к осознанию решения и принятию его… Вот здесь-то он и просчитался! Финрод осознал, но не принял – он рванулся прочь, почувствовав неладное, и выставляя в своем сознании защитные барьеры.
«Ничего. Я подожду… И в следующий раз буду осторожнее.»
Гортхаур сладко потянулся, ощущая, что камень скамьи холодит его тело даже сквозь одежду. Это было приятно. Наверное, почти также приятно будет прикосновение к обнаженной коже этого красавчика-эльфа. Как прохладные струи реки по весне, после половодья…
«Тано, ты сжигаешь меня! Если так пойдет дальше, скоро от меня останется только пепел, - он прогнал непрошенную мысль и велел себе: - Я буду думать об этом голубоглазом Нолдо, и только о нем. Тано все равно напомнит о себе раньше, чем оно того хочется… Надо отдохнуть, пока есть возможность.»
На посыпанных гравием дорожках сада зашуршали шаги нескольких пар ног.
- Эй, Темный, поднимайся! – окрик не грубый, но требовательный. – Целители хотят видеть тебя.
Гортхаур промедлил, прежде чем приподняться на скамье и сесть. Он отлично представлял себе, насколько красив в эти минуты – тонкий, стройный и мускулистый, в плаще растрепанных смоляных волос, в которых, переливаясь, играют разноцветные искорки, отчего порой начинает казаться, что отдельные пряди меняют свой цвет, с бледной от сотворения, а сейчас почти неестественно белой от вечерней прохлады кожей. Майя хотелось проверить реакцию, которую его вид вызовет у Элдар. Они ведь не слепые! И, к тому же, эльфы – раса, наиболее изо всех прочих народов Арды чувствительная к красоте.
- Ну, вставай же. Идем, - предводитель отряда стражи остановился от паре шагов от скамьи.
Майя двигался сейчас с той плавной, почти парящей, медлительностью, которая всегда так заводила его Учителя. Он взглянул на эльфа искоса из-под тени низко опущенных ресниц и выверенным, но не нарочитым движением заправил за ухо упавшую на лоб прядь волос, прислушиваясь к шепоту фэар пришедших за ним Элдар… Ничего! Вздохнул с досадой. Они смотрят и не видят. Точнее, видят и даже констатируют «да, красив», но физическая красота пленника не вызывает у них никаких эмоций.
«Может, я зря затеял эту игру? – мелькнула запоздалая мысль. – Эти валимарские цветочки, вперехлест всех Валар, даже в голову пустить не могут мысли, что пол не помеха для вожделения! Насколько все-таки проще с людьми… Они хоть сразу понимают в чем дело! А Финрод, наверняка даже и не догадается, как называть то чувство, с которым он разглядывал меня!..»
Гортхаур нехотя встал со скамьи, и стража тут же взяла его в кольцо. Командир отряда пошел впереди, направляясь к выходу из сада.
«Что мне делать-то? – мучительно размышлял Майа. – Целителям мне точно показываться нельзя, они наверняка заподозрят неладное, не сумев преодолеть мои защиты… Убираться отсюда прямо сейчас?.. Фу, а к чему тогда было столько усилий! Есть ли у меня все-таки шанс заполучить красавчика-эльфа или нет его в принципе?..»
- Стойте! – неожиданно даже для себя сказал он в голос.
- Что тебе? – обернулся к нему командир стражи.
- Я хочу говорить с вашим князем. Прямо сейчас. Я готов ответить на все его вопросы.
Весь остаток дня и вечер Финрод не находил себе покоя. Сначала он размышлял о том, кому и зачем потребовалось внушать ему мысли о красоте пленника-полуэльфа. Потом он стал думать о том, какая могла быть Врагу выгода от подобного, бессмысленного на первый взгляд поступка. Затем заподозрил, что пленник может оказаться гораздо более ценной добычей с тактической точки зрения, чем можно было предположить на первый взгляд. После этого он взялся припоминать детали давешнего разговора, испытывая непонятное томительное волнение, отдававшееся пульсацией в его крови…
Конечно, пожелай Финрод понять, что же именно его столь сильно тревожит, это не составило бы труда. Но он не желал понимать, а лишь прокручивал в памяти эпизод за эпизодом: вот пленник стоит перед ним так спокойно и уверенно, как будто бы его руки вовсе не скованы, а он просто держит их так, как ему удобно… вот блик солнца, попавший в комнату через окно, играет в его волосах разноцветными искорками… вот он пожал плечами так равнодушно, словно и не ведает для себя никакой опасности… вот чувственные губы его исказила усмешка… Эльф был не в силах избавиться от наваждения, образ пленника преследовал его везде, неотступно.
…После пира, устроенного в честь прибывшего в гости лорда Маэдроса, старшего из сыновей Феанора, двоюродные братья вышли на галерею замка, чтобы скоротать вечернее время за беседой.
Маэдрос, обычно молчаливый, взял на себя ведущую роль в разговоре, видя смятенное состояние духа своего родича. Финрод пропустил мимо ушей большую часть сказанного гостем, пребывая мыслями далеко отсюда. В конце концов, Маэдросу надоело разговаривать с самим собой и с прямолинейностью, свойственной большинству детей Феанора, он осведомился: в чем, собственно говоря, дело. Финрод вздрогнул и заставил себя очнуться от грез.
- Скажи мне, Майтимо, - невпопад отозвался он, - ты видел Врага и его приспешников, каковы они показались тебе?
В первый момент сын Феанора побледнел и бросил невольный взгляд на свою изувеченную руку, но справился с собой и ответил, удивленный тем, что обычно чуткий сын Финарфина не замечает сейчас нетактичности своего вопроса.
- Что ты хочешь узнать?.. Изменило ли их тела то зло, что погубило их дух? Нет. Это сказки. Они очень красивы. Я бы даже сказал завораживающе красивы, - Нолдо горько усмехнулся. – Но одновременно они ужасны и отвратительны, потому что даже прекрасная оболочка не может скрыть черноты их духа… Почему ты спросил об этом, Финарато?
- Не знаю сам… Мне отчего-то вдруг захотелось понять, сколько правды и сколько вымысла в том, что говорят люди и сами мы говорим про Моргота и Саурона…
От этих слов лицо Маэдроса и вовсе окаменело. Заострились тонкие черты, взгляд сверкнул притушенным гневом.
- Я сказал тогда в лицо Тху и могу это повторить сейчас, что он – шлюха Моргота!
- У тебя были основания для таких слов? Или это было просто оскорблением?
- Даже если бы это было просто оскорблением, я не пожалел бы о сказанном! – отозвался Феаноринг сквозь сжатые зубы. – Но у меня были основания так говорить… Я видел их вместе, Финарато. Этого тебе достаточно, чтобы поверить?
Финрод, наконец, вернулся из свого блуждания в заоблачных далях и попытался сгладить назревавший конфликт.
- Конечно, Майтимо! Прости… Мне было достаточно и первого твоего слова.
Некоторое время они продолжали путь в молчании. Но Финрод не смог сдержаться и вернулся к скользкой теме.
- А люди? Как смотрят они на те отношения, которые связывают их господина и его первого слугу?
- Ты спрашиваешь о рабах Моргота?.. Мерзостям, изобретенным их гнусным хозяином, они готовы предаваться во всякое время! А чего еще можно было ожидать от последышей?
Финрод не успел вступиться за людской род, к которому питал известную слабость. По галерее к беседующим приблизился Элда и, поклонившись лордам, сообщил Финроду, что пленник изъявил желание отвечать на вопросы и был доставлен в покои хозяина Минас-Тирит.
В вечерних сумерках он стоял на том же самом месте, что и днем – даже, кажется, на том же самом участке геометрического узора мозаики пола, словно и не уходил никуда. Финрод бросил на него лишь один короткий взгляд, кровь прихлынула к щекам эльфа, и участилось сердцебиение. Глаза пленника, наблюдавшие за Нолдо, смеялись, но Финрод был слишком занят сохранением собственного хотя бы внешнего спокойствия, чтобы обратить на это внимание. Эльф сел в кресло, расправил складки свободных домашних одежд и лишь после этого осмелился снова взглянуть на пленника.
- Ты сказал, что готов отвечать на вопросы…
- Да. Спрашивай, Нолдо, и ты получишь ответ.
Финрод проигнорировал легкий налет высокомерия, который прозвучал в словах пленника.
- Честный ответ?
- Ну, да. Зачем бы иначе я стал тебя беспокоить?
- И как же я смогу проверить честность твоих ответов? – спросил Финрод вслух, а в мыслях своих добавил: «Ведь разум твой скрыт от меня, и я не в силах отличить правду ото лжи.»
- Тебе придется поверить мне на слово, князь, - теперь во взгляде пленника читался откровенный вызов.
- Ты слышал, что я сказал?
- По-моему, ты говорил достаточно громко.
- Я имею в виду вторую часть фразы…
- Вторую?.. – недоумение казалось искренним. - Нет. Я, должно быть, оглох.
Некоторое время длилось молчание, и Финрод пытливо разглядывал пленника, надеясь, что хотя бы мимика полуэльфа выдаст его истинные мысли и настроения.
- При первой нашей встрече я забыл спросить, как твое имя, воин…
- А на что тебе мое имя, Элда? На хлеб его не намажешь!
- Но я же должен как-то к тебе обращаться…
- Зови меня Горт.
- Разве это имя?
Теперь уже смеялись не только глаза пленника, но и губы его тронула улыбка.
- Нет, конечно, князь, это прозвище.
- Странное прозвище…
- Какое уж есть!
- Ты сказал, что будешь честно отвечать на мои вопросы… - начал Финрод, намереваясь указать на то, что увиливание от ответа – уже почти ложь.
Пленник перебил его:
- Так и будет. Спрашивай!
Щеки у Финрода пылали, и ему хотелось прижать к ним ладони, чтобы хотя бы немного охладить жар кожи.
Странный получался допрос – сыну Финарфина казалось, что ситуация выходит из-под его контроля, но он ничего не мог поделать – даже на этих условиях ему хотелось продолжать разговор. Образ полуэльфа преследовал Финрода весь день, но видеть пленника наяву было гораздо большей отрадой для глаз. Завораживал и его голос – то высокий и звонкий, то падавший до низкой хрипотцы – он был богат модуляциями и эмоциональными оттенками, словно голос талантливого менестреля.
- Каков размер войска, скрытого за стенами Ангбанда?
- Дюжины сотен или сотни дюжин. Ты про людей или про орков спрашиваешь?.. Вообще-то, я никогда не считал.
Финрод засомневался на мгновение в этом ответе, но потом решил, что командир дюжины или даже сотни, кем, вероятно, и является пленник, едва ли может ответить на заданный вопрос с точностью до десятков и единиц.
- Есть ли из крепости выходы, кроме главных ворот?
Пленник хмыкнул.
- А ты как думаешь? Конечно, есть!
- И ты сможешь указать мне их? Ты сможешь нарисовать план замка?
- Едва ли! Цитадель огромна и среди моих знакомых нет ни одного человека, которых знал бы досконально все ее уголки. Что же касается потайных ходов… Вопрос не ко мне, князь. Об этом ведает только Владыка, его Первый Ученик и высшие командиры. Ну, еще, может, те, кто копал...
И полукровка снова хмыкнул.
Финрод поерзал в кресле. Он не видел повода для того, чтобы усомниться в словах пленника, и все-таки почему-то ему казалось – полуэльф лжет. Бесполезный выходил разговор: пленник отвечал подробно, не выдавая при этом никаких секретов Врага.
- Как часто из крепости высылаются дозоры?
- Регулярно. С рассветом и после заката. Утром – люди, ночью – орки. Да ты и сам, князь, должен знать об этом!
Финрод не ответил, раздумывая, какой вопрос задать следующим. Мысли никак не удавалось сконцентрировать на деле, а в голове настойчиво стучало: «Спроси! Спроси! Ты ведь хочешь спросить!» Взгляд раз за разом притягивало лицо пленника с яркими чуть разомкнутыми губами, за которыми была видна полоска белых зубов.
Молчание затягивалось. Пленник пошевелился, переступив с ноги на ногу, и живая мимика его отразила удивление таким длительным перерывом в допросе.
В сознании Финрода гулом набата разросся призыв: «Спроси! Спроси! Не медли!» В том, что мысль эта чужеродна, послана кем-то извне, эльф больше не сомневался. Он рванулся из кресла вверх, отталкиваясь руками от подлокотников и понимаясь на ноги.
- Нет! – он почти выкрикнул это слово.
Стремительное движение пленника Финрод не успел даже толком отследить, когда оказался прижатым к его торсу, и горячие яркие, так манившие эльфа губы впились в его рот с настойчивой требовательностью.
Финрод попытался оттолкнуть пленника от себя, и почувствовал как врезались в спину звенья цепи. Нолдо стоял теперь в кольце рук полуэльфа, и кандалы, сковывавшие запястья пленника, крепко держали и самого князя.
- Ты и вправду двигаешься чересчур быстро для смертного, - тяжело дыша, признал Финрод.
Горт едва дал ему договорить и зажал его рот своим, намереваясь продолжить прерванный поцелуй. Он действительно оказался на полголовы выше Финрода, и для высокородного Элда, не привыкшего на кого-либо смотреть снизу вверх, это было удивительно и непривычно.
Почему-то Финроду даже в голову не пришло, что можно позвать на помощь стражу. Он только уперся руками в плечи Горта и оттолкнул во второй раз, не обращая внимания на боль в спине. У эльфа мелькнула шальная мысль: «А ведь ему, наверное, еще больнее, когда наручники впиваются в запястья…»
- Можно и потерпеть, - неизвестно к чему заявил Горт и в третий раз возобновил прерванное занятие.
Он лишь поверху целовал губы эльфа, время от времени касаясь их кончиком языка. Финрод стиснул зубы, не позволяя поцелую стать более интимным, однако сердце его бешено колотилось, кровь пульсировала в висках, и дышать становилось все труднее. Носом же дышать просто не хотелось: пленник пах странно – не потом и всеми теми животными запахами, которые приходилось улавливать раньше чувствительному нюху эльфа, когда рядом находился какой-нибудь Адан, а солью моря, снежной чистотой горного ветра, дымом прогорающего костра, жаром плавящегося в горне металла, туманными росами… Наконец, Финрод начал задыхаться, и, не выдержав, разомкнул зубы, чтобы глотнуть свежего воздуха. Горт не замедлил воспользоваться возможностью, и его язык проникнул внутрь, лаская и дразня.
Финрод предпринял новую попытку вырваться, но и на этот раз она оказалась безуспешной. Мышцы державших его рук были словно каменные, и как эльф не упирался в плечи Горта, ему не удалось даже на ёту отстранить его от себя. Потом он почувствовал, что пленник его (или уже пленитель?), не прекращая поцелуя, подталкивает его, заставляя шаг за шагом отступать к стене.
Ощутив за спиной плотную ткань шпалеры, Финорд почувствовал себя увереннее и, дождавшись, когда Горт оторвется от его губ на мгновение, чтобы вздохнуть, сказал, как можно спокойнее:
- Остановись. Тебе что, своей жизни не жалко?
Эльф не заметил сам, что голос его дрожит от возбуждения. А, может быть, он и заметил, но не хотел отдавать себе в этом отчет, потому что… Потому что это восхитительное, немыслимо красивое лицо было совсем рядом, и бледная кожа его даже порозовела чуть-чуть, и губы были влажными, а от того казались особенно яркими после долгого поцелуя, а в черных глазах бушевал такой шквал страстей, что они, казалось уже, меняли цвет с ночного на пламенный…
- Зачем же я буду останавливаться, князь? Ты же хотел узнать о том, насколько рабы Моргота следуют его вкусам в том, что касается любви…
- Это не любовь! – повысил голос Финрод, не удосужившийся задержаться мыслью на том, откуда пленнику стало известно содержание его вечернего разговора с Маэдросом, ведь на какой-то спасительный миг его мысленному взору предстал светлый лик Амариэ.
- Да какая разница! – не стал спорить Горт и впился губами в шею эльфа повыше ключицы.
- Я закричу, - негромко пробормотал Финрод, теряя последние остатки воли и разрешая себя, наконец, признать тот факт, что горячая волна возбуждения, поднимавшаяся в его теле, вызвана прикосновениями этого мужчины.
И тут же действительно негромко вскрикнул, когда острые зубы прикусили кожу на шее – там, где секунду назад ее касались жаркие губы.
- Кричи громче, Нолдо, если хочешь, чтобы тебя услышала стража! – рассмеялся Горт. – Или ты боишься, что не оберешься стыда, когда они застанут нас с тобой в таком вот виде?..
Финрод не нашел в себе сил ответить. У него мутился разум от близости этого стройного сильного тела, чей жар он ощущал даже сквозь двойной слой ткани – шелк собственных одежд и крашеный лен рубашки Горта. Эльф уже плохо отдавал себе отчет в собственных желаниях, знал лишь - ему хочется одного – быть еще ближе, почувствовать кожей кожу мужчины.
Горт навалился, вжимая Финрода в стену, пряди его растрепавшихся волос лезли эльфу в рот, щекотали кожу рук и шеи. За спиной Финрода натянулась цепь наручников, и сильные ладони накрыли его ягодицы – в первый момент это было скорее поглаживание, потом пальцы стиснули их сильнее, причиняя боль, и остроту ногтей можно было ощутить даже сквозь ткань. Эльф не сдержал стона.
- У тебя горячие пальцы, - прошептал он.
- Валар побери эти железки! Они мне мешают! – отозвался Горт так, словно это все – все вообще - объясняло.
Потом Финрод ощутил новое натяжение цепи за своей спиной и открыл зажмуренные в какой-то момент глаза, почувствовав, как прижавшееся к нему мужское тело скользит вниз. Горт опустился на колени. В каком-то смысле в этой позе у Финрода оказалось больше свободы, чем было раньше, хотя пальцы Горта продолжали тискать его ягодицы. Однако эльф не попытался освободиться. Его пленник-пленитель, стоя на коленях, поднял к Нолдо лицо и велел резким, прерывистым от возбуждения голосом:
- Ну же, князь, подними свою занавеску! Видишь же, что мне несподручно!
Финрод не сразу понял, о какой собственно «занавеске» идет речь, но когда понял, залился краской до кончиков ушей.
- З-зачем? – спросил он лишь для того, чтобы потянуть время.
- Что «зачем»? – огрызнулся Темный. – Давай поднимай, иначе я зубами в ней дырку прогрызу!
Руки Финрода были свободны, и делали они явно не то, чего хотела голова. «Великие Валар, помогите мне! – взмолился эльф. – Я не хочу!» Но руки его, почему-то не послышались это мысленного вопля протеста и, подхватив полы длиннополого зеленого одеяния, потянули их вверх.
- Ну вот, а говорили еще, что Элдар столетиями могут без этого дела обходиться! – услышал Финрод тихий смешок. – То-то я и смотрю, что очень оголодал ты…
Финрод глянул вниз, и вид собственного напряженного стоявшего члена поверг его в холодный ужас. Паника ослепила сознание: «Что же я творю?! Что я позволяю этому Темному?!.. Что я…» Додумать он не успел, да это было уже и неважно. Шершавый язык скользнул по стволу его дерева, вызывая сладостную истомную слабость во всем теле, от которой расслаблялись мышцы тела и подгибались колени.
«Только не вздумай падать, Нолдо! Я тебя из такой позы не удержу…»
Финрод не разобрал, как услышал эти слова, но ему сейчас это было и не важно. Нежные умелые губы доводили его исступления, играя головкой его члена, то чуть касаясь, то засасывая ее, язык то щекотал нежную кожу, то отступал куда-то, то вновь появлялся и давил, прижимая головку к небу. Эта невозможно сладостная томительная игра могла длится еще довольно долго. Горт, как будто чувствовал состояние своего партнера, и стоило тому приблизиться к пику наслаждения, сбавлял ласки.
Тело эльфа била мелькая дрожь, и игра начинала казаться его истомленному сознанию изощренной пыткой. «Я больше так не могу!» Он выпустил из ладоней складки шелковой ткани, которую до сих пор поддерживал, и материя, упав до пола, накрыла Горта с головой. Тот, сочтя ли событие это знаком, что пора заканчивать, или приняв решение самостоятельно, забрал член партнера в рот полностью и в несколько быстрых уверенных движений, действуя лишь при помощи губ и языка, довел эльфа до экстаза. Лишь в самый последний миг он отстранился, позволив семени пролиться на пол. Впрочем, Финрод парил в тот момент в таких заоблачных высях, что этот маленький казус не мог уменьшить его наслаждение ни на ёту.
Лишь спустя пару минут эльфа вывел из прострации голос Горта. А тот ведь окликал его, похоже, не первый раз.
- Да подними же ты эту дурную тряпку, Элда! Я тут скоро задохнусь!..
Финрод поспешно поддернул полы одежды. Цепь за спиной эльфа опять натянулась, когда Горт поднимался с колен.
- И, вообще, снимай ее с себя, радость моя! – велел он, выпрямившись в полный рост и чмокая эльфа в губы.
Финрод не спешил выполнять требование. Жгучий огонь, горевший внутри и не дававший рассуждать разумно, был наконец удовлетворен. Эльф медленно приходил в себя, вспоминая, кто он, где он и с кем он.
- Зачем это? – осведомился он чуть напряженно.
- Ты на каждое мое слово будешь спрашивать «зачем»? – парировал Горт. - Мы начали с самого простого, теперь будет интереснее…
На лице Финрода отразилось сомнение, а стыд за совершенное поднимался в душе, требуя скорее прекратить творящееся безобразие.
- Что ты хочешь делать? – строго спросил он.
- Кое-что, что тебе понравится, - уклончиво отозвался пленник. – Тебе ведь понравилось то, что было?
Пламя, пылавшее в темных глазах, отнюдь не угасло, и Финрод почувствовал, как жар этого взгляда пробуждает в нем ответный отклик. Его тело еще не испытывало нового позыва к страсти, но желание Горта уже отражалось в серо-голубых глазах, как в зеркале.
- Да, - он не смог солгать.
«Еще бы не понравилось! – мысленно усмехнулся Черный Майа. – То, что удовлетворяет Мелькора, эльфу должно уж как-нибудь да сойти!..»
- Что? – Финорд напрягся, услышав отголосок чужих мыслей, но не разобрав детали образов.
Гортхаур мысленно выругался. Испытываемое им возбуждение заставило его ослабить стены сознания и приоткрыло эльфу истинную его суть.
- А что? – переспросил он, поднимая барьеры выше и вновь входя в роль грубоватого и нахального полукровки, воспитанного под Тенью, а потому манер эльфийских не знающего, лишь – казарменные нравы.
- Ты что-то сказал?..
- Я?.. Я сказал, чтобы ты снимал свой балахон. Он нам мешать будет…
Финрод стоял, прислонившись спиной к стене, вслушиваясь во что-то далекое.
- Нет, Горт, хватит, - сказал он, наконец. – Я поддался слабости, но теперь воля вернулась ко мне. То, что мы делали, это плохо…
- Это почему же еще? – голос пленника звучал раздраженно. – Разве ваши Валар запрещали вам любить друг друга?
- Это не любовь, - качнул головой Финрод. – Валар не запрещали нам этого, но, я думаю, они и не ведали о том, что Враг внесет подобное Искажение в Арду… Это плохо, потому что противоестественно. Ты видел когда-нибудь подобное в природе? Среди животных?
- При чем тут животные? – в голосе Горта нарастал гнев. – При чем тут Искажение?! Вы, Светлые, все, чего не понимаете, списываете на это мифическое Искажение! Да где ты его видишь, князь?!
Финрод отвернул лицо в сторону. Он боялся смотреть на пленника, он боялся, что плотское безумие вновь овладеет им.
- Везде, Горт, везде. Те же орки…
- При чем здесь орки?! – еще недавно звучавший мелодично голос сорвался почти на рык. – Ты снимешь, наконец, свою тряпку, Нолдо, или мне делать это самому?!
Финрод вздрогнул и глянул в огромные темные глаза, пылавшие сейчас, словно уголья.
- Как ты, интересно, собираешься это делать?
Горт не ответил. На несколько мгновений он прикрыл глаза, и эльф чувствовал, как вздымалась его грудь, когда он выравнивал дыхание, обуздывая гнев. Когда он задал вопрос, обаяние его голоса дурманило сильнее прежнего:
- Ты ведь знаешь сам, что совершаешь ошибку, возможно, самую горькую в своей жизни, отталкивая меня, не так ли?
Но Финрод устоял перед новым искушением и ответил:
- Нет. Ошибкой было уступить тебе в первый раз.
Эльф не смог отвести взгляда от лица своего пленника. Ярость так исказила его черты, что прекрасное на миг показалось отвратительным. Напряглись руки, обхватывавшие талию Элда, звякнули о стену разорванные звенья цепи, и Финрод почувствовал себя свободным. Смятенная мысль метнулась в его мозгу: «Он мог это сделать в любой момент?! Но почему тогда?..» В следующее мгновение он увидел то, что заставило его позабыть все вопросы: тело, казавшееся человеческим, на его глазах начало меняться, обретая звериную форму. Бледная кожа покрылась шерстью, пальцы изогнулись когтями, и не было больше рук – только кожистые крылья.
Финрод, пятясь, отступал в угол комнаты, зажав себе рукой рот, боясь не сдержать невольного крика и обратить на себя внимание чудовища. Звать стражу было поздно, меча под рукой не было, и оборотня он видел в свой жизни впервые – до сих пор ему лишь приходилось слышать о них от Адан.
Ставни широкого окна были распахнуты навстречу летней ночи, и огромная летучая мышь, вырвавшись сквозь них на улицу, полетела на север.
Гортхаур недолго кружил над Ангбандом, выискивая в ночной мгле неосвещенное окно своей комнаты. Он знал сторону света и высоту, а потому окно это ему было не сложно разыскать, даже если бы он плохо видел во тьме. Слугам был отдан приказ никогда не запирать ставни, и еще ни разу это приказ не был нарушен, потому Черный Майя не ждал никаких помех своему возвращению.
Однако, приземлившись на внешний каменный карниз окна, Гортхаур был озадачен. Тяжелые, окованные железом ставни были закрыты, и когда Черный Майя когтистой лапкой летучей мыши поцарапал стык створок, он понял, что они не просто прикрыты, но и заперты изнутри. Этот факт озадачивал.
Примостившись на карнизе и свернув крылья, Гортхаур задумался о том, каким же входом в Цитадель ему теперь следует воспользоваться. Он мог приземлиться невдалеке от ворот Ангбанда, вернуть себе человекоподобную форму и войти в Цитадель, просто постучав в ворота. Он мог кануть в котловину Барлогов и подняться к верхним этажам крепости, воспользовавшись запутанными подземными ходями и крутыми винтовыми лестницами. Он мог пересечь на крыльях зону кормежки молодых дракончиков и добраться до орочьих казарм. Он мог, в конце концов, просто поискать другое открытое окно: ночи сейчас стояли теплые, и, наверняка, не все жители Цитадели спали с затворенными ставнями… Но все это было не то, и Майя интуитивно понимал это.
Почему, возвращаясь домой, он должен красться, словно шпион или вор?.. Почему окно его комнаты оказалось закрытым?.. Возможно, сменился слуга, которому велено было следить за порядком в его покоях, и никто не удосужился объяснить новичку, что запирать окно кабинета Повелителя Воинов не следует даже в самые холодные ночи. Возможно… А что еще возможно?.. Сколько не думал Гортхаур, он находил еще только один вариант. Кто-то приказал запереть окно его комнаты. Но кто мог позволить себя подобную самоубийственную шутку? И, что гораздо важнее, чьей воле покорился бы слуга, зная, что за нарушение строгого приказа будет наказан?..
Ответ был очевиден.
Черный Майя мысленно вздохнул, и большая летучая мышь, сидевшая на карнизе, пискнула что-то, расправляя крылья. Она сорвалась вниз с карниза и теперь парила, ловя горячие токи воздуха, идущие от земли, и поднимаясь все выше к короне Цитадели, пролет за пролетом.
Открытая галерея, кольцом охватывавшая обелиск Цитадели под самым венцом, послужила надежной посадочной площадкой. Многочисленные арочные проемы, не имевшие дверей, позволяли заметить дрожащие отсветы факелов, лишь клочками рассеивавшие тьму и рождавшие гротескные тени на полированной плитке пола. Ночь была тихой, даже ветер не шумел в кронах деревьев.
Гортхаур потратил не больше пары минут на то, чтобы вернуть себе первосозданную форму, и не больше нескольких секунд на то, чтобы причесать растрепавшуюся гриву пятерней и оправить одежду. Потом, шагнув через ломаную струю приглушенного света, стелящуюся по полу, вошел в залу.
Черный Вала сидел в кресле у камина, вертя в тонких нервных пальцах ножку хрустального в золотом каркасе кубка. Наполовину пустого кубка… Гортхаур, которому довелось за последние дни узнать много нового о специфике мышления эльфов, задумался на мгновение, насколько относительны все-таки такие понятия, как сила и хрупкость: Элдар можно было счесть хрупкими, только сравнивая их со Смертными, однако в их телах была заключена не меньшая сила; и эльф, и человек показался бы хрупким рядом с большинством из Майар, даже рядом с самим Гортхауром, а ведь Черный Майя знал, что не является в своем народе самым высоким или самым мускулистым; самому себе Гортхаур казался хрупким и беззащитным перед Мелькором, и это пугало бы, если бы давно не стало привычным, а ведь Мелькор не мог бы поспорить в стати и физической мощи с Тулкасом или Оромэ…
Мелькор поднял голову на звук шагов. Он сидел против света, и отблески, бившие Майя в глаза, слепили его, а потому выражение лица Валы Гортхауру было не разобрать.
- Соизволил, наконец, вернуться…
Майя отвечать не стал, поскольку интонации Властелина вопросительными не были.
- Хочешь мне что-нибудь сказать?
Гортхаур чуть повел плечами, вкладывая в это движение и попытку отстоять свое право на молчание, и недоумение холодностью приема – недоумение, которое не могло быть искренним.
- Хорошо развлекся? – Черный Вала отвернулся и теперь смотрел в огонь, от чего лицо его частично попало в полосу света.
Гортхауру не понравилось спокойствие Учителя. Он просто в него не поверил и внутренне сжался, ожидая неизбежного взрыва.
- Я не развлекался, - предпринял он слабую попытку возразить; интонации собственного голоса показались ему жалкими. – Я был в плену. Мне кое-что удалось выяснить о силах Нолдо на Тол-Сирионе…
- Да? – Мелькор взглянул на Ученика, и черты лица его опять стали трудно различимы в контрасте света и тени, а голос был насмешливым. – Никакой более достоверной лжи ты не успел придумать?
Гортхауру захотелось взвиться, вздыбиться, словно ретивый конь, и, перейдя на крик, начать доказывать, что он говорит одну только правду. Но он знал, что такое поведение будет смешным, наивным и глупым… а самое главное – не принесет желаемых результатов. Майя через зубы выдохнул свой страх и потупился.
- Я, правда, узнал там много полезного, Тано…
- Мимоходом, когда информация сама подворачивалась тебе под руку, - Мелькор и в этот раз не спрашивал, а утверждал.
Гортхаур спросил себя: а почему вовсе не идет речи о потерянном отряде разведчиков, и почему Учитель так спокоен, а не рвет и мечет, как следовало бы ожидать?..
- Я… - Майя отводил глаза, - хотел немного развеяться… Мне тяжело, Тано.
Лучше сразу признать очевидное, чем продолжать играть в игры, которые могут закончиться только одним образом, и Гортхаур этот исход знал: Мелькор потребует, чтобы Ученик открыл ему свое сознание, и, если Майя не согласится, Учитель добьется желаемого силой – сокрушит незыблемые, неприступные стены сознания Майя, которые перед мощью Черного Валы не толще стекла…
Молчание, воцарившееся после этих слов, резонансом эха разнесшихся в тишине залы, длилось долго. То ли Мелькор не ожидал, что Ученик решится на откровенность так скоро, то ли молчал, пытаясь сдержать свой гнев в узде.
Готхаура тяготило молчание. Он не ждал иного окончания происходящему, чем та изламывающая душу и тело боль, которую ему приходилось сносить почти ежедневно, а потому стремился поторопить события: чем раньше начнется, тем раньше закончится.
Майя стащил с себя кожаную, подбитую тонкошерстным мехом куртку и позволил ей упасть на пол. Потом принялся расстегивать петли на льняной рубашке.
- Что ты делаешь? – голос Мелькора был сухим, отстраненным.
Мысленно Гортхаур горько рассмеялся над этим вопросом, и ему не удалось сохранить спокойствие на лице – тоскливый страх перед неизбежным исказил черты.
- Раздеваюсь! – откликнулся он резко.
- Зачем?..
Гордыня Майя, не позволявшая покориться выворачивающему наизнанку душу отчаянью, прорвалась наружу едким сарказмом в голосе:
- Что бы тебе было сподручнее, Тано!
Он сказал и сам смутился дерзости своих слов.
«Ну, что же мне совсем себя не жалко?! – тоскливо вопросил он мысленно. – Итак ведь мне не мало будет… Зачем еще его раздражаю?»
И снова повисло молчание в зале.
Ожидавший вспышки гнева Учителя и не узревший ее, Гортхаур неуверенно перетаптывался с ноги на ногу, стоя посреди залы, шагах в пятнадцати-двадцати от камина.
Мелькор долгое время молчал, глядя не на Ученика, а куда-то в пространство. Внезапно пальцы его сомкнулись на граненых стенках кубка. Покорежился мягкий металл под давлением, брызнуло в стороны крошево хрустальных осколков.
- Кто это был?! – голос Черного Валы напоминал рев, набатным гулом ударяясь о дальние стены просторной залы и высокий ее свод.
Майя вздрогнул.
«Ну, вот… Началось!»
- Сын Финарфина.
Зажмурился, перво-наперво ожидая удара.
Но его не последовало…
Мелькор угомонился также быстро, как начал бушевать.
Гортхаур решился приоткрыть один глаз.
Черный Вала сидел в пол-оборота к камину и, казалось, что его крайне занимает веселая трескотня язычков пламени над пирамидкой прогоравшей поленницы.
Гортхаур подождал с полминуты, а потом решился окликнуть Властелина:
- Тано?..
Мелькор так и не отвернулся от огня. Но отозвался все-таки, хотя голос его звучал тихо и глухо:
- Уходи, таирни.
Черный Майя даже не сразу понял с трудом расслышанный приказ. Не понял – поскольку тот показался ему невероятным.
- Что?..
- Уходи, - повторил Вала чуть громче. – Мне противно сейчас смотреть на тебя…
«Так не бывает!..»
То, что недавно вызывало страх пополам с тоскливым стыдом, теперь вдруг отчего-то показалось Гортхауру вожделенным.
- Тано, когда-то ты говорил, что если я предам тебя… В любом смысле... Ты не собираешься наказывать меня за измену?
Мелькор бросил на Ученика взгляд искоса, не повернув головы.
- А ты изменил мне?
- Почти… - Майя смешался. – Наверное, да.
- Почему только «почти»? – Мелькор снова смотрел в огонь.
Гортхаур не был уверен, что хочет рассказывать на словах все подробности, хотя и понимал, что Учитель узнает о них рано или поздно.
- Он слишком… упрям. Светел. А я… слишком спешил. Он отказал мне…
- Вот как?.. – Мелькор задал этот вопрос так отстраненно, словно его и вовсе не интересовало то, о чем говорил Майя. – И что же дальше?
- Ну… Я ушел.
И снова надолго между двумя повисло молчание.
Черный Вала заговорил снова, как видно, почувствовав, что Гортхаур может простоять вот так, ожидая продолжения беседы и ночь, и следующий день, и еще ночь, и неделю, и месяц…
- Уходи, фаэрни. Мне не то, что прикасаться к тебе, а даже смотреть на тебя тошно… Если тебе так нужен этот эльф, - тут губы Мелькора скривились в горькой издевке, - иди к нему… Или боишься, что не примет?.. Так силой возьми, ведь ты только передо мной разыгрываешь невинной дитятко!..
- Тано… - Майя сделал шаг к камину, к креслу – к Мелькору. Он не понимал, что происходит: как же так? его отталкивают? – Тано!..
Мелькор повернулся и взглянул Ученику прямо в глаза.
- Нет, Ортхэннер. Я давал тебе то, чего хотел ты сам, хотя порой, быть может, я и превышал меру… Дело ведь не во мне и не в этом Элда, а в тебе самом, Ученик. Тебе хочется не только повелевать, но и подчиняться… Иначе бы ты не пробыл так долго рядом со мной. А я-то надеялся, что ты понимаешь меня… Как ты способен понять кого-либо другого, если и в себе не можешь разобраться?.. Уходи.
При первом же отрицании Майя запнулся и дослушал отповедь до конца, не зная, как спрятать глаза.
- Куда мне идти, Тано?.. – прошептал он потеряно, едва Вала замолчал.
Мелькор глубоко вздохнул, смягчилась суровость его лица.
- Я не гоню тебя с земель своих, фаэрни, и не забираю ту власть, что дал тебе раньше. Я всего лишь некоторое время не хочу тебя видеть вблизи… Потом я сам позову тебя. Когда смогу простить… забыть.
С полминуты Гортхаур понуро смотрел в пол, затем кивнул коротко, развернулся и, подобрав с пола куртку, направился к выходу из залы.
Вопрос Мелькора остановил Майя, когда он был уже в шагах четырех от лестницы:
- Почему ты не убил его?
Гортхаур задумался, подавляя эмоции и ища ответы в глубине своей памяти. Он увлекся воспоминаниями, и молчание длилось почти четверть часа, но Мелькор терпеливо ждал. Потом Черный Майя прервал копание в собственной душе и, неуверенно отыскав взгляд своего Валы, ответил честно:
- Я не знаю, Тано.