День прошел буднично.
…Когда Артано проснулся, светало. Мелькор уже ждал его, стоя на подоконнике под самым сводом тронного зала, и его темная фигура издалека казалась тонкой, изящной и стройной – будучи вблизи Майа не часто замечал это: Мелькор был настолько крупнее его, что вблизи казался ему громадой, как и все прочие Валар.
Оттолкнувшись от пола, Артано взлетел к окну и встал рядом с Валой.
- Проснулся, малыш? – улыбнулся тот и с небрежной нежностью обнял за талию.
Они долго летали, где придется. Один раз приземлялись в лесу, и там искупались в прохладном, схваченным первым ледком озерце; второй раз – у новых копий, которые недавно начали разрабатывать по приказу Мелькора орки и тролли…
В Утумно вернулись под вечер – оба радостно возбужденные, в приподнятом настроении. Артано даже не стал ждать, когда Черный Вала выразит свои желания словами – едва лишь тот уселся на трон, Майа уже оказался перед ним, торопливо развязывая тесемки его брюк и приспуская их на бедра, чувствуя, как собственное его естество пульсирует от притока крови. Он целовал Мелькора долго и нежно, слыша звон в ушах и ощущая, как мутится от всепоглощающей радости рассудок. К своему члену он так ни разу и не прикоснулся рукой – не только рот, но и обе руки его ласкали Властелина, - однако кончил он первым, а на то, чтобы удовлетворить Мелькора потребовалось еще минуты четыре. Услышав негромкий непроизвольный стон своего Валы и проглотив горячий густой, чуть горьковатый поток его семени, Майа перекатился с колен и сел, потом сполз на четыре ступеньки вниз и устроился на полу, у подножия трона, опершись спиной о торец его подлокотника.
Мелькор молчал: не позвал его назад и даже не сказал ни одного ласкового слова, как поступал обычно. Когда они находились так близко, как сейчас, и эманации духовной составляющей их фана почти сливались, Артано мог видеть с незамутненной четкостью мысли и чувства своего учителя и господина. Сейчас он чувствовал, что хотя физически Мелькор удовлетворен, на душе у него неспокойно, и его мучают какие-то потаенные желания и навязчивые думы.
Около часа они сидели молча, прислушиваясь к шороху ветра. Потом Майа не выдержал и заговорил, надеясь, что сможет помочь. Ему было тяжело слышать отголоски душевных метаний Черного Валы.
- Что с тобой? – спросил Артано, запрокидывая голову назад, чтобы видеть лицо своего Валы, и соблазнительно выгибая при этом спину.
Впрочем, Майа совсем не думал о том, что выглядит соблазнительно. Он просто вел себя естественно – так, как привык. Естественнее было откинуть голову назад, чуть изогнувшись при этом телом, чем поворачиваться всем корпусом и поднимать голову вверх: в ходе этого движения пришлось бы, наверное, еще и на руку опереться, потом оказаться на коленях или же встать на ноги. Лишних движений делать не хотелось.
- Идея, - глухо отозвался Мелькор, в очередной раз замечая, что грациозные движения гибкого тела Артано, вызывают в нем почти мгновенное возбуждение.
- Что за идея? – любопытства у Майа за последние месяцы ничуть не поубавилось.
…Идея мучила Мелькора не первую неделю. Она засела в голове и неотвязно зудела, подобно какой-нибудь большой мухе. И зачем только Йаванна создала этих проклятых мух?!
Черный Вала в очередной раз подумал, что предыдущая его идея была очень хороша – но явно не достаточна. Даже после ночи, от заката до рассвета наполненной ласками, Мелькору все еще чего-то не хватало. Если бы он попросту не выставлял Артано за дверь, игры продолжались бы круглосуточно. Именно однажды утром, выпроводив ученика из тронного зала, Вала глубоко задумался. В принципе, он знал, чего именно ему хочется, но не совсем понимал, как желаемое получить от Артано. В какой-то безумный миг он подумывал даже о том, чтобы поэкспериментировать с физической формой своего Майа, добавив его телу явно недостающую, но такую желанную дырочку, но потом отверг дурацкую идею. Получится ли из этих экспериментов что-то путное – еще не факт, а Артано у него один, подопытного материала не имеется, так что если ошибка выйдет, он не только своего не добьется, но и то, что имеет сейчас, потеряет. Тогда Мелькор стал раздумывать над тем, нельзя ли как-нибудь по-новому использовать то, что у Майа и так имеется. Идея запала в голову и никак не хотела оттуда уходить…
«Надо проверить!» - решил Мелькор, уже предчувствуя, что если он сейчас прикажет Артано развернуться к нему и заняться делом, тот послушается, и продолжится обычная тягомотина – конечно, приятная тягомотина, очень приятная, но уже начавшая в последнее время Черному Вале сильно надоедать.
Сейчас был подходящий момент, чтобы проверить пресловутую идею.
- Раздевайся, - велел он выжидающе смотревшему на него Майа.
- Зачем? – не понял Артано.
- Делай, как тебе велят, - в голосе Мелькора возникла некоторая напряженность, так как у него существовали нехорошие подозрения, что даже если идея окажется осуществимой, Артано она не понравится.
Майа удивленно похлопал длинными ресницами, но послушно взобрался на ноги и начал разоблачаться. Узкие брюки и куртка, надетая поверх льняной рубашки, потом сапоги. Когда он встал перед своим Валой обнаженный, лишь в плаще длинных смоляных волос, Мелькор судорожно вздохнул, ощущая, что тот орган его тела, который у Детей Эру считался предназначенным для деторождения, а Валар, вроде как, и вовсе ни к чему не был нужен, уже стоит, готовый к новым играм.
«Чуть погодя, - обуздал себя Черный Вала. – Если с идеей ничего не выйдет…»
Артано стоял в паре шагов от трона, поеживаясь на сквозняке и продолжая недоуменно хлопать своими слишком большими для такого худенького тонкого лица глазищами.
- Подойди… Ну, подойди ближе! Так… Теперь спиной повернись.
Мелькор осторожно провел пальцами вдоль острых косточек хребта, по гладкой шелковистой и прохладной коже, и такой бледной, что она казалась почти прозрачной. Его рука опустилась ниже, по небольшому прогибу позвоночника у талии, по маленьким округлостям поджарых ягодиц и отыскала ту дырочку, которая собственно и была сосредоточение так мучившей Валу идеи.
Артано молчал, только переступая время от времени босыми ногами. Наверное, ступенька трона была холодной. Майа не выдержал молчания в тот момент, когда почувствовал, что пальцы Мелькора осторожно трогают узкое колечко мышц между его ягодицами.
- Что ты делаешь, учитель?
Вала не ответил, вместо этого он без предупреждения ввел в отверстие палец.
Артано взвизгнул от неожиданности и рванулся куда-то вперед и в сторону. Он несомненно упал бы и что-нибудь расшиб себе о каменные ступеньки, если бы Мелькор не успел подхватить его.
- Тихо, тихо, успокойся, - Черный Вала старался говорить, как можно более ласково, так как чувствовал дрожь худенького тела Майа, казавшегося ему таким хрупким. – Чего ты испугался? Что такого страшного произошло?
Он усадил Артано себе на колено и некоторое время успокаивал, поглаживая по спине и говоря какую-то чепуху, и смиряя в себе торопливость, так как кровь пульсировала в висках бешеным ритмом, а возбуждение становилось непереносимым, почти болезненным. Майа бросил только один короткий взгляд на то место, где член Черного Валы распирал брюки, и отвел глаза. Потом он только молча кивал в ответ на болтовню Мелькора и нервно покусывал губы. Наконец, его удалось уговорить подняться на ноги.
На этот раз Мелькор придерживал его одной рукой за бедро, не желая повторения всяких там головокружительных скачков. Палец он ввел быстро, ощутив, как Артано вздрогнул всем телом, но вырваться Майа не попытался – и это одно уже было хорошо. Слегка пошевелив пальцем и, убедившись, что предположения соответствуют действительности, Мелькор ввел в отверстие второй палец, за ним почти сразу третий. Тело Артано снова начала бить мелкая дрожь. Мелькор подвигал пальцами, пытаясь чуть расширить проход. Как он и предполагал, мышцы были эластичными – конечно, не такими эластичными, как в детородном органе женщины, но достаточно эластичными для того, что требовалось. Он убрал руку и откинулся на спинку трона, принявшись развязывать тесемки своих штанов.
Когда он положил обе ладони на бедра Артано и потянул Майа к себе, тот попытался вырваться. Конечно же, Мелькор ему этого не позволил. Обхватив его тело руками и подведя ладони под бедра, он развел ему ягодицы, собираясь попросту посадить Майю на себя.
- Нет, господин мой, пожалуйста, нет! – в первый момент Артано выкрикнул протест, потом голос его упал до шепота; он повторял одно и тоже, как заведенный, и предпринимал бесплодные попытки вырваться из кольца державших его рук. – Он слишком большой! Он слишком большой!.. Пожалуйста – нет! Нет, господин мой, пожалуйста…
Черный Вала его не слушал: он обнаружил, что выбранная поза ему не удобна, а, учитывая то, что верткий мальчишка пытается вырваться, дело никак не ладится. Мелькора уже и самого трясло, а долго сдерживаемое желание требовало удовлетворения.
Он поднялся с трона как был, с Майа на руках, спустившись на пару ступенек, развернулся и опустил Артано на колени, пригнув его туловище к сидению трона. Майа опять попытался ускользнуть, однако спереди была спинка каменного трона, по бокам - высокие подлокотники, а на спину ему давила тяжелая рука Валы. Он всхлипнул как-то потеряно и перестал дергаться – все равно знал, что ему некуда бежать.
Мелькор и сам опустился позади Артано на колени, и сразу понял: да, так действительно лучше! Мышцы маленьких поджарых ягодиц перед ним были напряжены так, словно это могло чем-то помочь Артано. Тут Мелькор вспомнил, как Майа кричал и вырывался, и с мимолетной лаской погладил его по спине, уже пристраиваясь сзади. На последнее не ушло много времени: он просто раздвинул колени Артано своим коленом, встал между ними, руками развел напряженные ягодицы и расположил член напротив той дырочки, которая, как оказалось, и мужчину позволяла на время превратить в бабу.
Почувствовав, как головка члена Мелькора коснулась его ануса, Артано последний раз прошептал безнадежно:
- Не надо, пожалуйста, не надо…
Мелькор вошел резким толчком, но только наполовину, и так остановился, захваченный вихрем новых удивительных ощущений и еще помня где-то в глубине сознания – но где-то уже очень в глубине! – что Артано может быть больно.
Артано было не просто больно – ему было очень больно, он даже не подозревал, что может существовать такая боль. Это превосходило худшие его опасения. Впрочем, сейчас он об этих опасениях уже не помнил, он просто заорал душой и в голос – и орал так, что Готмог, находившийся на много этажей ниже, в подземельях балрогов, помчался по Утумно выяснять, кого тут режут, и почему без него.
Пережив первый шквал ощущений – горячо, очень горячо, и так тесно, что от одного этого можно кончить, - Мелькор начал двигаться. Он так и не вошел полностью, еще помня об Артано и слыша его ор. Он кончил быстро, так как был давно возбужден, да и прелюдия заняла немало времени, расслабленно присел на ступеньку и откинулся головой к подлокотнику – так сидел в начале вечера Майа, который стоял сейчас рядом на коленях, уткнувшись лицом в сложенные на каменном сидении руки. Он перестал орать, и теперь были слышны только его тихие всхлипывания.
В дверь сунулся было Готмог, вылупил глаза на странную картину и быстро смылся.
Мелькор медленно перевел взгляд с каменной кладки пола под собой на Артано. Сперва его взгляд упал на узкую щиколотку, поднялся вверх по стройной лодыжке и… Накатила волна. Раньше он никогда не возбуждался после первого раза так быстро – хоть десять минут, но проходило. Теперь было иначе: готовность пришла сразу, уши словно заложило потусторонним гулом, возникшее желание было столь сильным, что отзывалось биением крови во всем теле, а взгляд притягивала чуть расширенная дырочка и капелька крови, повисшая на маленькой поджарой ягодице – Майа не переменил позы, ему было больно двигаться.
«Кровь, - как-то отстраненно подумал Мелькор. – Бедный мальчик… Зря я это сделал, плохая была идея…»
А потом мысли кончились. Капелька крови сорвалась с ягодицы и потекла по бедру.
У Мелькора словно бы помутился разум. Он резко приподнялся, притянул к себе бедра не ожидавшего этого Артано, который думал, что пытка уже закончилась, и вогнал в него член сразу на всю глубину. Майа выгнулся дугой и отчаянно закричал…
Еще два раза после первого Артано кричал, потом стонал, потом стали слышны только горловые всхлипывания, потом исчезли и они, и только худенькое тело Майа продолжало вздрагивать в такт с ударами рвавшего его нутро члена. Мелькор не замечал, что по ногам Майа бегут – уже не сочатся, не текут, а бегут – струйки крови, лишь отметил мимолетно, что ощущения его немного изменились: стало еще горячее, но более скользко. Это новое ощущение пьянило Черного Валу, и он продолжал раз за разом, почти без перерывов, стремясь впитать, постигнуть эти новые ощущения, насытиться ими вполне. Мелькор не замечал, что сам уже весь перемазался в крови Артано, что от нее намокли уже его брюки, которые Вала так и не снял. Сладостное безумие, напоминавшее исступление, начало отступать только тогда, когда тело Майа после очередного толчка начало безвольно соскальзывать с сидения трона. Мелькор все-таки кончил и на этот раз и, затем только, скрутив похотливого зверя, требовавшего «еще! еще!», потянулся к Артано и перевернул его на спину.
Грязные разводы от слез. Щеки и лоб исцарапаны неровным, грубо обработанным камнем скамьи. Глаза закрыты, а под ними глубокие тени, похожие на синяки. Губы искусаны в кровь, и на подбородке засохла капелька крови.
Кровь…
Словно очнувшись ото сна, Черный Вала заметил, что ладони его в бурых разводах, а весь пол под троном и три верхние ступеньки заляпаны бурыми, уже подсохшими, и совсем свежими ярко алыми пятнами. Он перевел взгляд на Артано. Тот ниже пояса весь был перепачкан кровью, и она продолжала сочиться, но теперь уже медленнее, по его ногам. На спине Майа и на животе – Артано лежал теперь на боку, и Мелькор мог это видеть – остались смазанные следы окровавленных ладоней.
В удушливый миг паники Черный Вала испугался, что развоплотил своего маленького, забавного, дивно красивого Майа. Но нет, тот дышал, и сердце его мерно билось. Просто обморок…
Нет, не просто!
Мелькор редко был склонен в чем-либо обвинять себя, но на этот раз его вина вопияла. Как он мог забыть об Артано?!.. Ведь понимал же, с самого начала понимал, что тому придется несладко. Ведь думал же, вплоть до самого начала думал, что это будет только попытка – осторожная попытка! – и если Артано станет плохо, они больше никогда не будут ее повторять. И где же оказались все его благие намерения?.. Он – Вала, Первый из Айнур, потерял над собой контроль, стремясь продлить наслаждение. Артано лежит чуть живой. И как ему посмотреть в глаза, когда он очнется?..
«Сколько же я его имел?»
Мелькор поднял взгляд к окну. Стояла ночь, но он не знал та ли это ночь, когда он пошел на поводу у своей восхитительно сладкой в процессе и такой ужасной по результатам идеи. Кажется, в том безумии, которое туманило его память, хранились воспоминания о восходящем солнце и длинных полосах света на полу.
Артано слабо застонал и чуть шевельнулся. Мелькор мгновенно придвинулся ближе и взял его левую руку в свои ладони.
Майа открыл глаза. Сначала взгляд его был отсутствующем и неосмысленным, но это продолжалось не дольше секунды. Потом в его глазах холодной ледышкой застыл ужас, а черты лица исказила такая мука, что Мелькору захотелось немедленно начать биться головой о стену. Артано вырвал свою руку из пальцев Мелькора, и движение это было странно размазанным, как будто бы тело не слушалось Майа. Он попытался откатиться от Валы, но фана скрутила судорога боли. Слезы почти сразу хлынули из его глаз, как только он очнулся, но едва ли он замечал это. Губы чуть шевельнулись, как будто пытаясь что-то произнести.
Мелькор решительно встал на ноги и, наклонившись, поднял на руки легкое тело Майа. Тот застонал громче, попытался оттолкнуть Валу, упершись рукой ему в грудь, потом бессильно обмяк, во второй раз потеряв сознание. Так было даже лучше: теперь, когда безумие прошло, Мелькору было страшно прикоснуться своим разумом к разуму Артано, но, даже не делая этого, он слышал отголоски его боли.
Черный Вала завернул бесчувственное тело Майа в плащ и вышел из тронной залы. Верхний этаж он миновал быстрым шагом, направляясь к лестнице. Орки и темные эльфы * не подходили для его нужд, здоровье Артано он мог доверить только другому Майа.
…Готмог тяжелым взглядом проводил своего Владыку, когда тот почти выбежал из подземелья балрогов, оставив здесь свою ношу.
- Я ведь говорил, что добром это не кончится, - Готмог сумрачно покосился на собратьев. – Лучше уж через огонь ему было пройти, как мы, чем через такое…
В беспамятстве и бреду, где-то на грани между бодрствованием и кошмарами отдаленно напоминающего сон забытья, Артано провел больше четырех суток. Балроги выхаживали его, как могли. В основном их помощь заключалась в бесконтрольном вливании энергии в его измученное тело и постоянном внушении образов покоя и защищенности его перепуганному, отупевшему от ужаса разуму.
На пятый день Артано пришел в себя. Не смотря на слабость и ноющую боль во всем теле, сразу же попытался подняться на ноги. Это ему не удалось, только боль местами стала резкой и пульсирующей. Тогда Майа остался сидеть – боком, на бедре, опираясь на руку - там же, где и лежал: на своем черном плаще, расстеленном на голых плитах пола. За все время своих перемещений он не издал ни звука, только кусал губы, и тонкие черты его лица болезненно искажались.
Подошел Готмог и присел рядом на корточки. От него пахнуло ощутимым жаром. Раньше Артано мало обращал внимания на такие частности, а сейчас вот отчего-то подумалось, что если прикоснуться к балрогу, не контролируя своей метафизики, то можно серьезно обжечься. Майа больше не верил в неуязвимость собственного тела.
- Как ты?
Артано отвел глаза и некоторое время смотрел в пол. Готмог не торопил его с ответом. Возможно, понимал, о чем тот думает: если скажет «хорошо», это будет очевидной ложью, если скажет «плохо», позднее можно будет упрекать его в том, что он жаловался.
- Не знаю, - наконец, ответил Артано. – Средне. Я давно здесь?
Готмог ответил и пояснил, - чтобы Майа не мучился догадками, как оказался здесь - что принес его сюда Владыка. Выслушав, Артано снова замкнулся в молчании, и тогда балрог решил добавить:
- Больше он к нам не заходил, но спрашивает о тебе почти каждый час, если здесь находится, а не улетел куда-нибудь…
Артано отрывисто кивнул. Готмогу по-прежнему не удавалось встретиться с ним взглядом.
Тягостное молчание затянулось надолго. Готмог старался не смотреть на Артано и шарил взглядом по стенам пещеры. Потом то ли увидел краем глаза, то ли почувствовал, что Майа пошевелился и перевел на него взгляд.
- Мне надо отдохнуть, - хотя голос Артано и звучал твердо, в интонации его была какая-то мучительная нотка: словно Майа боялся в ответ услышать упрек в слабости.
- Да, конечно, - облегченно согласился Готмог, больше всего опасавшийся истерики со стороны Артано. – Ложись, отдыхай. У нас здесь днем обычно спокойно. А когда наши вернуться, и если шуметь начнут, я их разгоню…
- Нет. Я хотел бы в одиночестве.
…Что он имеет в виду?..
Балрог предпринял очередную попытку найти взгляд Артано, но положительного результата не добился. Пару минут потратив на размышления, Готмог сообразил следующее: у Артано нет своей комнаты в замке, ведь до сих пор он и дни, и ночи проводил рядом с Мелькором; Артано сейчас не хочет никого видеть – и Мелькора в первую очередь, что объяснимо и закономерно; надо помочь Артано осуществить его желание, так его фана быстрее исцелится. А еще Готмог мимоходом, но не в первый раз отметил мысленно, что ему жаль этого худенького черноволосого Майа.
Балрог поднялся на ноги.
- Я все устрою, - и добавил почти просительно: - А ты лег бы, полежал все-таки…
Артано послушался. Он даже, кажется, слегка расслабился, тело его уже не казалось таким напряженным, словно скрученным судорогой, как в начале разговора. И он даже позволил сорваться с губ еле слышному стону, когда опустился обратно на плащ.
Покинув пещеры балрогов, Готмог направился в верхние этажи цитадели.
…Небольшую комнатку с высокими потолками, видом из окна на остывающее лавовое озеро и черную равнину с фонтанчиками гейзеров он выбрал без труда – большая часть помещений Утумно пустовала. Правда, в комнате не было мебели, но это была не беда. По дороге к тронному залу Готмог словил попавшегося на пути эльфа, объяснил ему, что требуется сделать, и немного порычал на малыша для острастки, так что тот побежал выполнять приказ со всех ног.
Уже подходя к тронному залу, балрог вспомнил еще одну деталь, которую упустил из виду раньше: Артано требовалась одежда. Старая была вся перемазана в крови и задубела, слуги сожгли ее, когда прибирались в тронном зале, а второго комплекта одежды у Артано не было. Пришлось отлавливать еще одного эльфа и объяснять ему задание, на глаз прикидывая и пересказывая размеры и фасон.
Но, наконец, с промежуточными делами было покончено, и Готмог, приотворив огромную створку двери, вошел в тронный зал. Поговорить с Мелькором и получить его одобрение или хотя бы просто разрешение – это сейчас было самым главным.
Черный Вала был на месте - сидел на троне, закинув ногу на ногу и уставившись в потолок, - хотя Готмог сильно опасался, что не застанет его. Владыка в последнее время мало бывал в тронном зале, его скорее можно было найти в одном из длинных запутанных коридоров Утумно, чем здесь. За четыре дня, прошедших с достопамятного инцидента, Мелькор редко покидал твердыню, но и в тронном зале, где все собственно и произошло, подолгу находиться не мог. Наверное, слишком ярки были его воспоминания.
Переступив порог, Готмог поклонился и замер.
Мелькор взволновался не на шутку, заметив балрога с похоронным выражением на лице. Даже вперед подался, вцепившись в подлокотники трона так, что побелели пальцы.
- Что с ним? Что случилось?!
Готмог прокашлялся, наблюдая, как багровеет при этом от ярости лицо Валы, и ответил:
- Он пришел в себя, Владыка.
Мелькор облегченно выдохнул и, откинувшись на спинку трона, прикрыл глаза. Но затишье в его эмоциях наступило лишь на долю минуты. Через мгновение он уже был на ногах, решительным шагом направляясь к двери.
- Пойдем. Я хочу немедленно поговорить с ним!
Готмог, загораживавший выход своей массивной фигурой, не пошевелился, и не подумав уступить дорогу Властелину.
- Не стоит этого делать сейчас, Владыка.
В первый момент Мелькор не понял ответа, а, поняв, немало удивился наглости слуги. Он подумывал о том, чтобы рассердиться, но любопытство оказалось сильнее.
- Почему это?
Готмог отвел взгляд и заговорил, глядя в сторону и стараясь не встречаться глазами с Властелином.
- Дай ему время прийти в себя, Владыка. Хотя физически ему и стало лучше, но дух его в полном смятении… Мне кажется, он не понимает, за что ты так с ним поступил…
- Это было не наказание! – резко перебил Мелькор. – Это... – небывалое дело: Черный Вала смутился, и во взгляд его закралась тоска, - была ошибка…
Готмог мрачно вздохнул; ему казалось, что такое безответственное слово, как «ошибка», не может являться оправданием состояния черноволосого Майа.
- Владыка, ты пойми, он боится…
Мелькор тяжело привалился к стене и прикрыл глаза. Голос его, когда он отозвался, был тихим, как шелест ветра:
- Меня?
Готмог решил, что может не отвечать на этот вопрос, который и вопросом-то по большому счету не был. Вместо этого балрог решил пояснить свою мысль:
- Владыка, он не смог удержать контроль над своей метафизикой. Он чувствовал боль, как Сотворенные. Он понял, что фана уязвимо. Он сейчас себя чувствует так, словно мир рухнул!
Черный Вала не стал спрашивать слугу, на каком фундаменте тот сделал подобные выводы - понятно было и так, что разум Артано был открыт для Готмога все то время, пока балрог выхаживал его. Мелькор молчал, и только его невозможно ясные глаза пытливо удерживали пойманный, наконец, взгляд Готмога, словно хищник свою добычу. Балрогу не пришло в голову, что можно закрыться от вторжения Темного Валы, который читал сейчас его память – Готмог слишком хорошо знал, что сопротивление бессмысленно, оно лишь вызовет гнев Владыки, который так или иначе все равно добьется желаемого. Балрог и не сопротивлялся…
Узнав все то, что хотел, Мелькор оставил Готмога в покое.
- Я не стану встречаться с ним, пока он сам ко мне не придет, - по тому, как что-то дрогнуло в глубине ярких светлых глаз Темного Валы, Готмог догадался о страхах своего Владыки – об опасении, что Артано по своей воле не придет к нему больше никогда. – Позаботься о нем…
И, повернувшись к балрогу спиной, Мелькор направился к трону. В его походке чудилась усталость, не свойственная бессмертным Айнур.
Артано сидел в кресле, опершись локтями на каменный подоконник и положив подбородок на сомкнутые ладони. Телам Айнур была свойственна быстрая регенерация, и телесная часть фана Майа была окончательно исцелена еще две недели назад, чего нельзя было сказать о духовной части.
Хлопнула дверь. Майа не повернулся, потому что знал, кто пришел. Никто, кроме Готмога не заходил к нему, да он и сам никого не хотел видеть. Ежедневные посещения балрога он терпел, как неизбежное зло.
Готмог остановился за его спиной, и Артано почудилось незавершенное движение, словно балрог хотел положить ему на плечо свою лапищу, но передумал. Майа еле приметно вздрогнул, ощутив близкий жар его огненной формы.
- Артано, - окликнул Готмог негромко, смиряя рев своего голоса, - чего ты все сидишь, в окно пялишься? Пошел бы погулял что ли…
Майа все-таки оглянулся, и балрогу в очередной раз, как и ежедневно, стало не по себе от той пустоты, что царила в его взоре: взгляд был почти неподвижным, а радужка — такой темной, что почти сливалась со зрачком. Эти глаза напоминали бездонный провал, в который легко оступиться.
- Я не хочу гулять, - ровный безинтонационный звук голоса.
- Ну… - балрог потоптался на месте. – Чего ты запер-то себя в четырех стенах?.. Посмотри, как на улице славно! А если ты думаешь, что Владыка… Артано, он обещал, что тебя не тронет!
Майа резко отвернулся обратно к окну, и Готмог заметил, как сжались в кулаки ладони упавших вдоль тела рук.
- Я не хочу гулять.
Первая открыто проявленная эмоция за многие дни – раздражение на грани с гневом. Похоже, он начинает приходить в себя. Готмог мысленно порадовался за Майа.
- Ну, смотри… Как хочешь.
Балрог собрался было уходить, но в дверях задержался.
- Может, тебе прислать чего-нибудь вкусненького? Эльфята так позавчера кашеварили, что даже у меня слюнки потекли…
- Мне ничего не надо, - и снова ровный голос, отсутствующий тон.
Готмог сильно втянул носом воздух и выдохнул с негромким рыком, яростно тряхнул головой, так что огненно-рыжие кудри заметались вдоль шеек, и вышел, хлопнув дверью, а не притворив ее тихонечко, как делал обычно.
Майа провел взаперти еще полтора месяца.
В прилегающем к горам подлеске отцвели летние травы, а белки начали заготавливать орехи на зиму. Реже стал слышен птичий щебет, пернатые улетали на юг. Арка незастекленного окна комнаты Артано пару последних ночей покрывалась изморосью, и даже пледы и теплая шкура снежного барса не помогали Майа согреться в постели. Готмог заглядывал к нему все реже, и визиты его были все короче. Кажется, он был на Артано обижен, но тому не было до этого дела. По большому счету, ему ни до чего не было дела. Душевные терзания и страхи сменились апатией, полным безразличием к жизни, которая текла мимо него. В душе у Майа не было больше тоски, но не было и спокойствия: болезненные воспоминания притупились, но лишь потому, что он не позволял себе думать о том, что произошло. Стоило возникнуть лишь намеку на происшедшее, как тогда в разговоре с Готмогом, и его фана от подземелий души до самых кончиков пальцев скручивала волне реальная боль, как будто его тело, независимо от его согласия, восстанавливало в деталях случившееся.
На исходе второго месяца своего добровольного заточения Майа был вынужден признать, что так и не смог вернуть себе контроль над самим собой. Он понял, что мысли, циркулирующие в его голове по замкнутому кругу, только ослабляют фана, не принося никакой пользы. Ему надо было отвлечься: перестать думать о том, что не следует думать о том, что уже случилось.
Раз приняв решение, он стал часто и надолго покидать Утумно. Гор теперь он избегал – слишком видна была в их непокорной дикой красоте воля Мелькора; Майа тянуло в леса и поля, к озерам и рекам. Он часто стал вспоминать Валинор и, хотя ни разу всерьез не задумывался о возвращении, порой, особенно под вечер, он представлял вокруг себя сады Лориэна или кузницу Аулэ – те образы его памяти, которые были связаны с теплом, уютом и покоем.
… К утру озеро, возле которого Артано заночевал, покрылось тонкой коркой льда. Он решил искупаться, хотя и не любил холод, но сейчас идея окунуться в ледяную воду отчего-то вдруг показалась привлекательной.
Разбить лед не составило труда; Майа бросился в воду одним движением и сразу нырнул с головой. Ледяная вода обожгла кожу. Артано вынырнул, глотнул воздуха и снова ушел на глубину. После третьего ныряния, он почувствовал, что начинает согреваться.
Плескался он долго, и даже на душе что-то изменилось, как-то легче стало. В приподнятом настроении, которого не ощущал уже долгое время, и потому оно было особенно ценным, Артано вышел из воды и направился к поваленному стволу ясеня, на котором оставил свою одежду. Поглощенный собой и полузабытым восприятием радости бытия, он не смотрел вокруг, и потому окликнувший его внезапно звонкий девичий голос стал для него полной неожиданностью.
- Аулэндил! Артано!
Майа повернулся на звук.
Дева его народа. Майэ Йаванны. Русоволосая, крутобокая, полногрудая, высокая хохотушка, которую он помнил еще по валинорским временам.
- Привет тебе, Аулэндил, - улыбнулась она в ответ на его взгляд и продолжила без малейшего смущения оглядывать его, так и не успевшего одеться. – Ух ты! Я всегда подозревала, что ты покрасивее Эонвэ будешь, который только и знает, что пыжиться, гордясь своим почти валарским ростом и соломенной шевелюрой… Было б чем гордиться!
Артано слегка поклонился, выражая благодарность за комплимент своей внешности. Стыд был незнаком Айнур, и Младшие тут ничем не отличались от Старших.
…Артано все-таки оделся, хотя Майэ отговаривала его от этого, весело смеясь. Они устроились рядом на стволе поваленного ясеня и долго разговаривали. Девушка больше десяти лет не была в Валиноре и, конечно же, не знала, что Артано никто ныне не называет Аулэндилом. Она легко и свободно рассказывала о своих странствиях по просторам Белерианда, о растениях и зверушках, которые попадались ей по пути. Слушая ее, Артано невольно улыбался, рядом с ней ему было уютно и спокойно.
Завершив очередную историю, повествующую о драке двух соек за колосок пшеницы, Майэ обратила, наконец, внимание на то, что ее собеседник почти все время молчит и, наверное, с момента начала разговора произнес не больше десятка слов.
- Я все о своем, о зверушках и травках! – смутилась она. – Тебе это должно быть неинтересно, Аулэндил…
Артано улыбнулся.
- Отчего же? Ты так интересно рассказываешь, что даже Майар Тулкаса бы заслушались, а ведь Кузнец ближе к Травнице по делам своим, чем Гнев Эру.
Майэ расхохоталась этому дерзостному намеку на то, что нет у Валы, пришедшего последним, дара творца.
- Остер ты на язык, Аулэндил! Чего же такой талант скрываешь, все молчишь, как бирюк какой?
У Артано в горле словно комок встал: с таким трудом обретенные вновь радость и спокойствие духа исчезли после этих слов без следа. Нет, он не собирался ничего рассказывать этой девушке, он намеревался только стиснуть зубы, надеть на лицо маску холодной отстраненности и поискать способ отделаться от любопытной Майэ, но слова сами собой хлынули из него. Хорошо, хоть слезы удалось сдержать, подавив в зародыше мечту найти у ученицы Йаванны сочувствие и утешение...
Он рассказал ей все: как и почему ушел из Валинора, о первой встрече с Мятежным Валой (хотя Майэ испугалась при упоминании Врага, но, надо отдать ей должное, прерывать рассказ не стала), об Утумно и ночах, полных ласк и поцелуев (тут девушка посмотрела на него с сомнением и легким недоумением) и… о том, что хотя и случилось больше двух месяцев назад, Артано никак не мог забыть.
Ученица Йаванны не раздумывала долго. Она вскочила с места, на котором сидела, схватила Артано за локоть и потянула за собой.
- Бежим! – заявила она. – Сейчас же! Если мы поспешим, то доберемся до моря прежде, чем тебя хватятся…
Артано аккуратно высвободил руку.
- Зачем? Я не собираюсь никуда уходить.
- Аулэндил!.. – потрясенно выдохнула Майэ, как и большинство последовательниц Йаванны, считавшая себя ответственной за все те глупости, которые, бывало, вытворяли Майар Аулэ; она чувствовала себя кем-то вроде старшей сестры для всех учеников Кузнеца.
- Я больше не Аулэндил. Разве ты не поняла меня?
Черноволосый Майа смотрел на нее в упор без тени прежней дружеской симпатии.
- Ты можешь еще вернуться, - робко возразила она. – Кузнец простит… Я расскажу все госпоже, и она за тебя похлопочет…
- Зачем мне возвращаться? – Артано хмурился, и Майэ показалось, что он спорит не с ней, а с самим собой. – Что я забыл в Валиноре?.. Ничего. Не зачем.
Ученица Йаванны порывисто обняла своего непутевого собрата.
- Тебе нельзя оставаться здесь, это главное!
- Он не тронет меня, он обещал…
Мысленно подивившись наивности бедного мальчика, поверившего в обещание Отца Лжи, девушка перебила:
- Даже если так, не в этом дело! Артано, будет безумием оставаться здесь! Зачем ты пришел в Утумно?.. В тебе нет Тьмы, я же вижу!.. Пока еще нет, но если ты останешься…
- Чепуха. Я остаюсь.
- Почему?!
На пушистых ресницах ее сверкнули слезинки.
- Я…
Артано не договорил и, замолчав, погрузился в диалог с самим собой. Майэ с грустью наблюдала за ним, понимая, что выбор он должен сделать сам, и переубедить его словами не удастся. Она могла лишь надеяться, что он сделает правильный выбор.
Вот Артано яростно тряхнул головой, словно прогоняя какую-то непрошенную мысль, и почти тут же глаза его просветлели.
- Как же я был глуп, - прошептал он еле слышно.
- Ты понял, что должен идти со мной? – умоляюще вопросила ученица Йаванны.
- Нет, - он поднял на нее глаза, и Майэ чуть не задохнулась от той мешанины образов и шквала эмоций, что хлынули в ее сознание от этого взгляда: там мучительная тоска была переплетена с исступлением счастья, страх соседствовал с радостью, воспоминания о насилии мешались с памятью о ласке рук Темного Валы, гордость прятала свой оскал, а смиренное восхищение оборачивалось осознанием избранности, там… Майэ знала, что если захочет пересказать увиденное, то ей не хватит слов. – Я не могу существовать вдалеке от него, я… Не знаю! Когда я не думаю о нем, я думаю о том, чтобы не думать о нем… Я могу уходить так далеко только потому, что знаю, что всегда могу вернуться… Я способен не искать встречи с ним только в том случае, когда точно знаю, что он где-то рядом, когда ощущаю его присутствие где-то недалеко… Я думал, что меня мучила боль и воспоминания об этой боли, но это оказалось не так. Меня терзала обида! Обида на то, что он совершенно забыл про меня… Даже не спросил согласия!.. Если бы он сначала объяснил и спросил, я ведь все равно не смог бы ему отказать… Возможно, я удержал бы контроль, если бы он…
Артано все бормотал и бормотал что-то вполголоса, и ученица Йаванны поняла, что он давно уже забыл о ее присутствии и проговаривает свои мысли вслух для того, чтобы регламентировать их, обозначить, овеществить, забыв о невольном слушателе.
Девушка поднялась на ноги и, неслышно ступая в высокой траве, двинулась от берега озера вглубь леса. Только один раз она оглянулась, последний раз окинув взглядом стройный тонкий силуэт, видимый в просвете между деревьев и кажущийся сейчас черной тенью какой-нибудь хищной птицы – или, может быть, гигантской летучей мыши? – на фоне зеркальной глади озера.
- Прощай... Мельколэндил, - прошептала Майэ.
<...>
* Это не Эллери Ахэ (по Ниэннах), это не Эльдар Мор… (что-то - не помню, как точно - по Тайэрэ) и это не Авари (по Клоду и Марго). Мой взгляд: данные темные эльфы – это остатки подопытного материала, из которого были сделаны орки: орками они не стали, но и нормальными эльфами по большому счету их считать уже нельзя…