Я безучастно смотрела на розовый прямоугольный листочек бумаги, на котором был пропечатан результат анализа: ВИЧ в крови. Я также безучастно свернула листок пополам и сунула его в карман куртки, кивнула дежурной медсестре за окошечком.
— Спасибо.
— Может быть, вы все-таки оставите свои координаты?
— Нет, спасибо.
Мимоходом в подворотне сознания мелькнула мысль, что они ведь могут выяснить обо мне всю информацию, если захотят, не настолько уж я законспирирована. А потом подумалось: «А им это надо? Паранойя, однако... » Мысли эти мелькнули и исчезли, а я, накинув на голову капюшон и затянув тесемки, вышла из вестибюля поликлиники на улицу.
Шел дождь. Замечательная погода для декабря! Вокруг меня безликие незнакомцы спешили на работу и по делам. На трамвайной остановке толпился народ. Помню, входя в поликлинику, я загадала, что в зависимости от результата я сяду на трамвай или поеду на метро, так что вариантов выбора пути у меня сейчас не было, и, прыгая через лужи, я помчалась к "Автово".
У входа в метро притормозила: наслаждаясь искусственной приподнятостью настроения, я смаковала момент.
Теперь можно ВСЕ.
И ничего не хотелось. Только вспомнилось почему-то, что сегодня вторник, и захотелось в своей обычной манере поприкалываться на семинаре по культурологии, послушать байки социолога, а не стоять, как сейчас, у ларька с сигаретами и "сникерсами", не зная, взять ли что-нибудь, что именно и зачем...
Свобода, к которой я стремилась столько времени, свобода от всех и вся, от мнений и условностей, от необходимости оценивать поступки людей и явления, играть перед окружающими очередную социальную роль, свобода от людей, свобода от жизни — она была рядом, она была моей, я хотела спрятаться в свою свободу, как в кокон... Хотела и не могла.
Стоявший рядом парень копался в кошельке, отсчитывая деньги. Я подумала, стоит ли подойти к нему и спросить: "Хочешь меня трахнуть?" и решила, что не стоит - инфантильный, по виду, мальчик, испугается еще... Меня давно уже тянуло на авантюру секса по случайном знакомстве, но я понимала, что парней, которые не струсят, не сбегут после откровенного предложения, нужно искать не возле киосков метро...
И вдруг я вспомнила про листок, лежащий в кармане, и звуковой волной, словно я сидела в самолете, набирающем высоту, меня накрыло сознание того, что теперь я - табу для любого мужчины, что теперь я не имею права на то, чего желала не менее страстно, чем ныне обретенной свободы - что теперь я навсегда должна остаться девственницей.
В теории я знала о сексе столько, сколько знают далеко не все эмпирически искушенные в таких вещах люди, но представлять — не чувствовать... Никогда не попробовать секса?!.. Эта мысль перекрыла мне доступ воздуха в легкие. Я стояла с приоткрытым ртом и не могла ни закрыть его, ни вдохнуть в себя воздух. В этот момент я готова была обменять столь исступленно вожделеемую мною свободу на то, чтобы почувствовать близость мужского тела, ощутить его губы на своих губах и его плоть внутри моего тела...
Потом я взяла себя в руки. Вразумила себя: «Ради мимолетной новизны острых ощущений не стоит отказываться от своего жизненного идеала, от своей цели.» Я знала, для чего я живу — я живу, чтобы умереть.
Я сказала себе это, и, повторив этот кодекс несколько раз, окончательно успокоилась. На душе стало ровно и хладно без искусственного веселья и пафосного трагизма. Хотя, может быть, я моему пустотному спокойствию и примешивалась толика иронической грусти... Но грусть была не о себе, а о людях, которые куда-то бегут, суетятся и мельтешат, прячась от неизбежного и не понимая, что смерть — это высшая ценность.
Я купила сигареты и, когда у продавца не оказалось мелочи, не стала ждать сдачи.
В институт я не поехала. Зачем? Побродила по городу. Зашла в Эрмитаж - просто так, благо для студентов пока вход бесплатный. Мысленно посетовала, что Эрмитаж не Лувр: сейчас я с большим бы удовольствием полюбовалась на скульптурки Гермафродита — они емко отражали мое мировосприятие, зиждившееся на эстетском восхищении утонченным развратом...
Бывало, что я отожествляла себя с крылатой богиней Никой. Сейчас я не хотела бы смотреть на статую ее, распахнувший крылья над парадной лестницей Лувра. С недавних пор я была в большей степени Гермафродитом, чем богиней победы...
С некоторых пор! Странные вещи я говорю... Психологически гермафродитом я была всегда — я всегда была моральной старухой, нравственным уродом, только в стеснительности юности я пыталась спрятать сущность свою ото всех, в том числе и от себя самой, прикрываясь хитоном и крыльями Ники...
Сигареты кончились быстро. Впрочем, я ведь беспрерывно курила...
Домой я добралась в одиннадцатом часу вечера. Открыла дверь своим ключом и только по темноте в квартире поняла, что родителей еще нет дома, а, следовательно, скандала не будет.
Поливая кусок дарнецкого хлеба оливковым маслом , я неожиданно вспомнила, что родители уехали на дедушкин юбилей, и поразилась, что за затмение мыслей было у меня, если я весь день решала рассказать ли родителям про анализ и его результаты или промолчать. Оказывается на то, чтобы принять решение, у меня есть еще две недели.
Я не хотела решать сейчас. Как выйдет, так и выйдет: само выскажется — пусть, нет — промолчу.
Впрочем, что за чепуха! Ведь все равно же промолчу, ведь знаю же это. Пусть даже молчание повлечет за собой необходимость носить маску, и украдет у меня частичку долгожданной свободы... Да и как сказать им? "Родители, у меня СПИД." А дальше? Занести в кровь инфекцию бытовым способом — шанс один из миллиарда, и этот шанс выпал на меня...
Я полила бутерброд кетчупом и сверху положила оливку.
Я не включила нигде свет и, ощупью добравшись до дивана в зале, ощупью же отыскала кассету "Чижа & К°" и вставила в магнитофон.
Я лежала на спине и смотрела в светящиеся окна соседнего дома: там кто-то ругался, кто-то готовил ужин, у кого-то играла свето-музыка...
И вдруг, пробудившись, мои чувства тоскливо завыли.
Мне хотелось морфия, кокаина, ЛСД, да, на худой конец, хотя бы анаши — хоть чего-нибудь! Меня всегда тянуло на наркотики, но я держала себя в рамках, потому что я обязана была хотеть жить. Мне много раз предлагали попробовать, но я неизменно отказывалась, оставляя такое развлечение на потом – на то время, когда мне нечего будет терять... И теперь это время пришло. Впервые сейчас я была свободна от каких бы то ни было норм, от долгов и обязанностей, от чьих-либо указок. И я хотела, хотела!.. сейчас, наконец, а не в необозримом предположительном будущем. И, как назло, ничего не было под рукой!
«Завтра,» - сказала я себе. Я перевернулась на бок и свернулась калачиком. Завтра пойду в "Тайфун", мне там уже однажды предлагали экстези, а где есть экстези, вероятно, должно быть и остальное...
"А теперь пора спать..." – велела я себе, и зарылась носом в подушку.
Гай Петроний Арбитр вышел из своего дома поздно вечером, ближе к полуночи, когда солнце скрылось за черепичными крышами инсул по ту сторону Тибра.
Он не хотел сегодня ни пышных пиров, ни философских дискуссий, ни разговоров об изящном, ни изощрённых любовных игр. Он не был сегодня расположен слушать вопли Нерона, которые по недоразумению назывались пением, он не желал вглядываться в тусклые глаза придворных матрон и девочек-гетер, которыми окружал себя император, его не влекли сегодня ярко обрисованные кармином губы жадной до ласк Хризолиты.
"Арбитр изящества" устал от утонченной игры в любовь и восторженность. В его ироничных фразах последние месяцы звучало холодное эстетское равнодушие. Литературные упражнения, забавы с малолетними Ганимедами, которых регулярно покупал ему управ...
<Петроний долго гуляет по городу, размышляя. Затем приходит в один из домов, куда его часто приглашали, но он неизменно отказывался. Следует сцена оргии: все со всеми, как гетеро, так и гомосексуальные контакты. Петроний участвует, однако процесс не рассеивает его мрачного настроения.>
<На загородной вилле Петрония. Нерон присылает черный шнурок. Петроний не удивлен, он знает, почему это случилось. Следует детальное описание последних часов жизни Петрония и того эстетского образа смерти, который он выбрал.>
<Героиня просыпается, пытается осмыслить сон. Раздается телефонный звонок. Оказывается, что звонят из той поликлиники, где она сдавала анализы. Параноидальные мысли, типа: а откуда они узнали мой телефон? Потом она вспоминает, что давала его сама. Ей сообщают, что произошла ошибка и были перпутаны результаты анализов. СПИДа у нее нет.>
Примечание:
Я очень надеюсь, что мне удастся-таки найти свою старую белую тетрадь с черновиками, где находится черновой вариант окончания этого рассказа, а также еще пара новелл, относящихся к данному разделу. Но пока что, к сожалению, эта тетрадка не изволит проявляться среди вороха старых бумаг... Если у кого-нибудь сохранился первоначальный полный вариант текста (штук пять их на руки ушло - люди, вы же не умерли?! - да вот, похоже, что себе не оставила), просьба вернуть мне копию.