Смотреть в потолок - не мое любимое занятие. Но вот уже минут десять, как я лежала, уставившись в него, потому что для меня потолка как будто и не было. В странном состоянии на грани бодрствования и дремоты я уплывала куда-то вверх, в сиреневую темноту ночного, беззвездного от смога неба...
...Я люблю мой Город. Я люблю острова, тонущие в сиреневом тумане сумерек, и желтый отсвет шпиля на фоне серого неба с редкими солнечными стрелками в разрывах низких туч. Я люблю алое мерцание фар в длинном потоке машин на набережной Кутузова и ветер от совсем темной под Литейным мостом Невы, и почти ожившие скульптурные группы юноши и коня у Фонтанки. Но постепенно поверх этих картин встают другие, оживляя впечатления прошедшего дня: застывшие в позолоте юноша и Пегас на мосту Александра III, строгое кружево Нотр-Дам, Лувр...
- Дин, играть будешь? - Наташа тронула меня за плечо.
- Да, - я села и огляделась. - Хельк заснула?
Наташа кивнула, тасуя колоду карт. Гостиничный номер был маленький, и, не слезая с кровати, я дотянулась до столика, где лежали часы. Без двадцати четыре ночи. Кому рассказать, пальцем у виска покрутит...
Осенью 1994 года учительница пения (энтузиаст на общественных началах) записала нашу школу на отборочные игры III всероссийского чемпионата по "Крестикам-ноликам". Громко, а? Команду набирали из старшеклассников. Вышестоящие признали мою кандидатуру пригодной и отправили меня, ничего не ведающую о том, что нужно делать, на соревнование в Белоколонный зал института им. Герцена. Здесь, в спешке, мне ткнули: вот остальные члены команды. Трое были из параллельного класса: Наташа, Валерка, наш капитан, и еще одна девчонка; четвертая, Хельк - из 10-го гуманитарного. Она прославилась по школе тем, что однажды в сочинении на полном серьезе написала, что в будущем намерена стать президентом. Со всеми ними я виделась в школе, может, перекидывалась парой слов, но толком знакома не была.
Настроение было халявное: ради игры отменили все уроки, понятно, что нам хотелось поскорее слинять.
- Да, что вы, Ирина Алексеевна! - оправдывались мы. - Вы думаете, нам кто-нибудь даст выиграть? Это же все подстава!
Организаторша заботливо вручила нам буклетики с объяснением правил игры (они включали в себя торговлю между командами за право ответа - кто рискнет с меньшего числа подсказок) и убеждала, что мы должны стараться выиграть.
- В таком расслаблении, как у вас, это, конечно, безнадежно. Соберитесь!
Не знаю уж, подействовали ли ее уговоры, или нас раздражила нахальная самоуверенность противников, но позицию мы изменили.
- Проиграем - ладно, - сказала Хельк, - главное, чтобы достойно!
- Мы их всех достанем, - пообещал наш капитан.
И он достал! До колик смешно, когда вспоминаю…
- Значит, вы собираетесь стать чемпионом Олимпийских игр 2000 года? - спрашивает у него ведущий (надо же было Валерке в анкете такое ляпнуть!). - А в каком виде спорта?
- В легкой атлетике. Хотите, прямо здесь рекорд продемонстрирую?
- Не-е-ет, спасибо... Ну что ж, "крестики", выбирайте тему.
Преимущество первого хода было у наших противников, и это нас сильно раззадорило. Они выбрали иностранный и начали торговлю с 9 подсказок. Им казалось решающе важным удержать за собой первый вопрос. Валерка азартно их накручивал и довел бедняг до того, что они сказали:
- Три!
- Пас, - заявил Валерка, поудобнее устраиваясь в крутящемся кресле.
- Что? - непонимающе уставился на него ведущий.
Наш капитан повторил старательно и отчетливо:
- Я говорю "пас".
Из зала раздался хохот и одновременный грохот уроненных на пол различных вещей. Это резвились мои одноклассницы Ольга и Наташа.
Нужно обладать феноменальной интуицией, чтобы ответить на хитроумный вопрос с трех мало что говорящих подсказок. "Крестики" ошиблись и пали духом, а это последнее дело! Валерка сказал еще несколько каламбуров, мы с девчонками слегка пошевелили извилинами серого вещества - и победа осталась за нами!
Когда мы, наконец, высвободились из объятий душивших нас от великой радости болельщиков, то все обступили ведущего.
- Что дальше? Финал на ТV?
- Да, да, - закивал он, и нас, совершенно обалдевших от этого известия, болельщики утащили праздновать событие.
В школе мы мгновенно стали знаменитостями. Уже на третий день после игры в рекреации первого этажа висели плакаты с советами: "Так держать!" и патриотическим: "Они боролись за честь школы".
А побороться нам еще пришлось. После трех игр развеялись наши иллюзии по поводу близости финала. Раз за разом нас снимали с уроков на игры, и в школе уже ни у кого не вызывало сомнений, что главный приз (поездка в Париж) должен стать нашим.
- Ну что я говорила! - восхищалась Ирина Алексеевна. - Вам стоило только постараться!
Наша грядущая победа не вызывала сомнений ни у кого... кроме нас самих. Мы понимали, что выигрыши, следующие один за другим, - просто полоса везения, и однажды она должна кончиться.
Самой тяжелой, пожалуй, была игра с командой, которую тренировал Друзь. Что сказать? Сильные ребята, имеющие право быть уверенными в собственных знаниях. Их было непросто смутить уже ставшим привычным для нас нахально-насмешливым поведением, шуточками, приколами. От полного разгрома нас отделял шаг. Стремительно перехватив у нас два вопроса, они поставили на поле свои знаки. Мы не знали, что противопоставить их целеустремленности и слаженным действиям.
Во время игры мы привыкли перемигиваться с болельщиками - своего рода моральная поддержка. Когда я в очередной раз оглянулась в зал, лица наших ребят и учителей были такими огорченными (а кто-то из них сердился и показывал нам, какие же мы дубари), что мой испуг от столкновения с серьезным противником преобразовался в яростное желание сделать хоть что-нибудь, только не проигрывать так позорно!
Трудно говорить за остальных, но а этот момент с каждым из нас произошло нечто такое, что превратило разобщенную, малознакомую группу в команду – слаженно работающий организм, монолит, способный отразить любые удары. У каждого, наверное, был свой собственный толчок (может быть, понимание, что мы запросто можем вылететь после стольких игр, или даже уязвленное самолюбие), но у нас появилась общая цель - не уступить друзевцам.
Словно в награду за обретенное чувство единства, нам напоследок улыбнулась удача.
- Внимание, вопрос! - начал ведущий после удара гонга. - Какой известный спортсмен не участвовал в Чемпионате мира по футболу в 1994 году?
К этому времени все поле, кроме клеточки "спорт", было заполнено знаками, но ни у "крестиков", ни у "ноликов" еще не получалась линия. Выиграть должен был тот, кто поставит на пустующую клеточку свой знак.
Что случилось с быстрой реакцией нашего капитана? Друзевцы перехватили вопрос, не дождавшись даже первой подсказки.
- Черт! - Валерка стукнул кулаком по подлокотнику кресла. - Все. Завал.
- Марадона?! Да?! - вцепилась в него Хельк.
- Не ори, будь добра, - попросила Наташа.
- Да чего теперь! - махнул рукой Валерка. - Думаете, они не знают? Как же! Тут надо на ручнике стоять, чтобы не догадаться...
Мы были так расстроены, что даже не хватало сил держать марку и скрывать это.
- Ну, может быть... - робко пробормотала Хельк.
Не может быть! Они ответили: "Марадона". Мы посмотрели друг на друга, покивали головами, пытаясь изобразить улыбки.
- Итак, ответ дан, - подтвердил ведущий, - и сейчас мы увидим, что же появится на клеточке "спорт"... Это "нолик"!
В зале оглушительно завизжали девчонки. А у нас замедлилась реакция, и все не доходило: "нолик"? как? "нолик"!
Действительно, Марадона - это слишком примитивно, первый приходящий на ум ответ. В зале все тоже были уверены, что вопрос о нем, потому наши болельщики так и визжали. А оказалось, что речь шла о каком-то французе, о котором не слыхивали даже школьные знатоки футбола. Тогда мы расписали его именем все тетради и клялись никогда не забывать, а сейчас я этого имени уже не помню, вот так...
Все последующие игры были не развлечением, а изматывающей работой. Мы нагружали себя прямо-таки энциклопедическими знаниями, но в конечном счете в борьбе играли решающую роль не они. У нас была команда в полном смысле этого слова: мы не тянули одеяло каждый на себя, демонстрируя, что я умнее всех, готовы были признать свои ошибки и научились не навязывать своего мнения, а предоставлять капитану принимать решение, какой из предложенных вариантов правильный. Смешно и как-то не современно, но мы почувствовали за своей спиной школу, учителей, одноклассников, знали, что они волнуются за нас, и это повышало нашу ответственность за каждое принятое решение, сказанное на сцене слово. И наш прорыв после десятка отборочных игр в финал, и победа в нем были закономерными. А в финале за нами был уже весь Питер.
Мы играли против команды Москвы. Ведущий, ассистенты, операторы и музыканты из военного оркестра - все, пробегая мимо нас, в форме совета или напутствия, пожелания или угрозы внушали:
- Только попробуйте проиграть!
Наши одноклассники так трясли плакат с надписью "Да здравствует 284-я школа!", что порвали его пополам. Большая часть зрителей забитого до отказа зала ДК им.Горького поддерживала нас.
Есть что-то пьянящее в сознании, что за тебя болеет столько людей, что-то мешающее трезво рассуждать. Поставив свой первый "крестик", мы пошли на "Сюрприз", потому что, знали: в зале ждут призов. Потом мы забалдели под "Я не такой" Чижа и К, а вернувшись к игре, заявили ведущему, уверенному, что мы будем достраивать диагональ:
- Наш выбор "Искусство".
У него, наверное, при таком сообщении уши свернулись трубочками (с моего места не видно было), он свирепо уставился на нас: нашли время делать широкие жесты в сторону противников! А мы и не думали изображать благородство, просто сторона квадрата "Литература - Искусство - Естествознание" была нашей излюбленной, проверенной дорожкой. На ней мы побеждали не раз. Нам было громко начихать на то, что таким ходом мы давали москвичам дополнительный шанс справиться с нами. Все равно они им не воспользовались. К моменту окончания игры на поле было четыре "крестика" и ни одного "нолика".
- Вы их красиво сделали! – признался нам потихоньку ведущий.
...
- Дина! Ты чем кроешь? – возмутилась Наташа.
Я сосредоточенно уставилась на нее.
- Чем?
- Валетом пик. А козыри червы!
- Да ну? - удивилась я.
Валерка вернулся из своего номера и предложил разбудить Хельк.
- Вот этого не надо, - попросила я. – Так тихо, когда она спит. Мне сейчас только споров с ней и не хватало!
- Чего так мрачно?
- Вчера, что ли, не слышали? Я ей говорю о том, что чувствую себя в Париже, как на крыльях, она мне: "Петербург лучше! Ты наш Город не любишь, ты не патриотка!" Скажите, как можно так смысл извращать?
- А зачем ты споришь? - улыбается Наташа.
Я пожимаю плечами.
Парижская жара в августе - это кошмар. В номере душно. Мы столпились у окна, чтобы наглотаться немножко воздуха. Город, незнакомый, но почему-то очень понятный, спит в утренние часы. Мотоциклист с ревом проносится вниз от площади Клиши к Сене, и снова становится тихо. Есть в этой тишине что-то родное и охраняющее, словно Город не отторгает нас, а принял как своих.
