До утра я просидела с сигаретами за черным кофе. В восьмом часу за окнами стало светать. Я разбудила Асю, и она, жалуясь на похмелье, побрела в ванную принимать душ, красится и одеваться.
Проводив подругу, я, наконец, легла в постель и заснула на удивление быстро.
...Проснулась я под вечер, привычно зашарила по столу в поисках пачки сигарет. Под руку мне попался розовый треугольный конверт, распространявший аромат изысканного парфюма. Откуда он взялся? Не помню, чтобы подобное письмо приносили со вчерашней почтой... С любопытством и недоумением я разглядела на конверте имперский герб и вензель царицы Софьи. После недолгого колебания — а вдруг это Аськина корреспонденция, по ошибке забытая ею у меня? — я вскрыла конверт.
“Ее Императорское Величество Софья I Годунова, Царица Российская, Государыня Канады, Гренландии и островных провинций, Протектор Объединенной Африки, изъявляет желание видеть 30 апреля нынешнего 2034 года в 23:45 по полудни в своей Зимней Резиденции барышню Сегунову Морену Александровну.”
Коротко и ясно. Ни обращения, ни подписи — безличная официальная бумага. Коротко и... невероятно! Что могло понадобиться правительнице могущественной державы от такой, ничем особо не выдающейся подданной, как я?
На какое-то мгновение я позволила себе поверить, что речь на аудиенции пойдет о моих настоящих родителях. Ведь могло же случиться так, что я была... например, незаконнорожденной дочерью вельможных особ, которые состояли в браке, но не друг с другом, а потому были вынуждены отдать меня на воспитание чужим людям... Ведь могло же случиться так, что теперь, спустя годы после моего рождения, они освободились от своих нелюбимых супругов и соединились между собой... или, всего лишь, в одном из моих родителей нежданно взыграла тяга семейственности, и он, или она, пожелал познакомиться со мной... Ведь могло же так случиться, правда?
Я позволила себе немного помечтать, а потом отвергла нереалистичный вариант о папе и маме, объявившихся так внезапно, как чертик выпрыгивает из “коробочки с сюрпризом”. Скорее можно было поверить, что вызов императрицы каким-то образом связан с моей работой. Однако и это предположение я сочла не заслуживающим доверия.
Так ни до чего определенного и не додумавшись, в половине одиннадцатого вечера я вызвала такси, оделась в свое лучшее платье и поехала на Дворцовую.
…Молоденькая рыжеволосая фрейлина, парчовый наряд и жемчуга которой выдавали в ней наследницу богатого рода, а отточенность манер — смолянку, провела меня через Новый Эрмитаж к кабинету царицы, велела подождать и скрылась за дверью.
Я переминалась с ноги на ногу. С непривычки ноги затекли в туфлях на высоких каблуках.
Коридор и белую дверь с золотыми арабесками я узнала по репортажам канала “Новостей”.
Фрейлина вернулась, сказала, что я могу войти, открыла передо мной дверь, пропустила меня внутрь, и закрыла дверь за моей спиной, сама оставшись снаружи.
В кабинете царил полумрак. Зеленые бархатные шторы были опущены — впрочем, за окном стояла ночь. Слабый свет давали свечи в замысловатых стенных канделябрах. Царица Софья (в первый момент я бросила на нее взгляд лишь мельком, смущенная обстановкой и самим фактом аудиенции) сидела за большим письменным столом перед включенным компьютером. Принтер тихонько жужжал, выплевывая бумаги.
Я сделала глубокий реверанс и застыла, ожидая, когда меня в соответствии с этикетом подпустят к ручке. Императрица кивнула мне на антикварное кресло, стоявшее напротив ее письменного стола, и углубилась в изучение распечаток. Я смутилась на мгновение, но в кресло села и потратила пару минут на то, чтобы освоиться в обстановке.
Украдкой я взялась разглядывать царицу. Вблизи государыня выглядела совсем не так молодо и импозантно, как на фотографиях или с экрана телевизора. Вокруг глаз и рта ее собирались многочисленные морщины при малейшем мимическом движении. На руке, подушечками пальцев которой она постукивала по столу, старчески набухли вены. Вблизи был заметен и неестественный оттенок ее волос — закрашенная седина. Императрица приняла меня в зеленом бархатном халате, отороченном по вороту и рукавам мехом. Я автоматическим взглядом нетрадиционно ориентированной сексистки оценила дряблость ее большой груди под плотной материей и через треугольное декольте. Цвет кожи царицы был пергаментно-бледным, а губы выцветшими. Я постаралась вспомнить, сколько ей лет. Кажется, восемьдесят два. С экрана телевизора она тянула не больше, чем на пятьдесят. Ну, понятно, выгодное освещение, косметика... Вблизи императрица оказалась старухой.
Государыня сложила бумаги в стопку и убрала их в ящик стола, пригубила кофе из чашечки, стоявшей возле ее левого локтя, и подняла на меня глаза.
— Я давно хотела познакомиться с тобой, Морена, — голос у императрицы был глубоким и низким, молодым, в отличие от ее внешности. — Ты позволишь называть себя так?
— Конечно, Ваше Величество, — поспешно склонила я голову, мысленно ахнув: ну, ничего себе начало аудиенции!
— Ты знаешь, что означает твое имя, Морена?
Я кивнула, а затем, опомнившись, ответила:
— Да, Ваше Величество.
— Это имя злой языческой богини, верно? — ответа она явно не ждала.— А христианское имя у тебя есть?
— Да, Ваше Величество. Марина.
Царица улыбнулась.
— И какое из имен тебе больше нравится?
Я замялась, не зная, как правильнее будет ответить: честно или безопасно. Вообще-то, мне больше нравилось мое паспортное имя, но раз государственная религия — христианство...
— Кто дал тебе первое имя, знаешь?
Тут я могла ответить сразу.
— Нет, Ваше Величество. Меня удочерили, когда имя уже было записано. Приемные родители всегда называли меня именем, полученным мною при крещении.
— А хотела бы узнать?
— Конечно, Ваше Величество!
…Неужели мое абсурдное предположение о нежданно объявившихся родителях было верным?..
— Его зовут Тейтрос. Как и я, он очень давно ищет случая повидаться с тобой.
Что значат эти слова? Неужели я — незаконная дочь самой императрицы Софьи? Как иначе можно трактовать ее фразу? Кто еще, кроме родителей, мог дать мне имя?
— Это человек... он мой отец?
Я взглянула царице прямо в глаза, и она поспешно отвела свой взгляд.
— Нет. К тому же, его не назовешь человеком...
Сознавая, что делаю нечто в корне неправильное, я поднялась на ноги, подошла к столу императрицы и склонилась над пожилой женщиной.
— Кто он? Кто были мои родители?!.. Что вы знаете обо мне?!.. Расскажите, расскажите мне немедленно, умоляю вас!
Я говорила повышенным тоном, я забыла про этикет и элементарную вежливость, однако императрица не сделала мне замечания, не приказала уйти и не вызвала придворных или офицера охраны, она лишь откинулась на спинку своего кресла, словно желая оказаться подальше от меня, и, глядя в сторону, проронила:
— Позвольте мне ответить на это позже, — она вздрогнула, когда стенные часы пробили половину первого ночи, — сегодня большой праздник, вы помните об этом?
Я не сразу обратила внимание на то, что теперь уже императрица обращается ко мне на “вы”.
— Сегодня Вальпургиева ночь, но разве это праздник?— мой голос звучал незнакомо и резко.
— Для нас с вами, да, — царица зябко стянула на груди меховой воротник халата. — Вы пришли ко мне с чем-нибудь конкретным?
Я удивилась.
— Это вы вызвали меня к себе!
— Вряд ли, Княгиня, я способна что-либо приказать вам…
Внезапная дурнота навалилась на меня, горло перехватил спазм, а голова закружилась. Я вспомнила, где я, с кем говорю и, главное, КАК.
— Ваше Величество смеется надо мной?.. Я не понимаю Ваше Величество!.. Я прошу Ваше Величество простить меня за дерзость... Ваше Величество, я умоляю...
Я что-то лепетала и лепетала, а потом, кажется, упала в обморок. Мир поблек, съежился и почернел. На несколько минут мое сознание отключилось.
...Хотя, может быть, никакого обморока и не было. Быть может, мгновения мрака в моем сознании были лишь кратковременной амнезией, какая случается при сильном опьянении... Но я-то не была пьяна!..
Не знаю точно, что произошло со мной. Очнулась я в кресле. Царица Софья стояла передо мной на коленях и держала мои руки в своих ладонях.
— Я сделала все, что было в моих силах, — говорила она. — Закончена ли моя миссия, госпожа?
Я смотрела на Императрицу Российскую и не узнавала ее. Не было больше утомленной старой женщины, каковую я оценивала в начале сегодняшней ночи. Я видела перед собой темноволосую девушку выраженного англосаксонского типа, поджарую и мускулистую, одетую в черную кожу и вооруженную кнутом с тяжелой, окованной железом рукоятью — этакий стиль садо-мазо.
— Ты свободна, Кохшеаль. Следите и ждите дня, когда понадобитесь мне снова.
Только договорив, я поняла, что сама произнесла последние слова.
Коленопреклоненная фигура вдруг начала двоиться, как некачественное изображение в телевизоре: одна фигура была четкой и плотной, вторая напоминала тень. Происходящее почему-то не удивляло меня. Черная тень отделилась от плотной фигуры, отступила вглубь кабинета.
Свечи с шипением догорали и гасли. Меж штор сочилась рассветная серость.
Тело пожилой женщины беззвучно опустилось на пол и уставило на меня остекленевшие глаза.
Я равнодушно смотрела на труп императрицы, раздумывая о непрактичности жесткого корсета моего вечернего платья. Потом я вышла из кабинета и по пустым коридорам дворца прошла до застеленной красным ковром парадной лестницы Зимнего.
Я вышла на площадь. Предутренняя тишина. Ни одного человека вокруг...
Я проснулась.
Некоторое время лежала, глядя в потолок. Письмо в розовом душистом конверте и сюрреалистическая аудиенция оказались сном.
Я извлекла из-под подушки электронные часы, и они сообщили мне, что нынче первое мая, 18:30 вечера. Что за бред? Я проспала день, ночь и еще день, хотя обычно для сна мне достаточно четырех часов в сутки?..
С Аскиного посещения должна была остаться в доме выпивка. Я отыскала на кухне бутылку коньяка, вернулась в кровать и включила телевизор.
“Ящик” у меня старенький, и прежде, чем я увидела лицо комментатора новостей, в барабанные перепонки мне ухнуло:
— С прискорбием сообщаем, что сегодня ночью, в 5 часов 16 минут по полуночи в Зимней Императорской Резиденции, в окружении двора и членов царской фамилии, скончалось Государыня Императрица Софья Олеговна Годунова. В соответствии с законом о престолонаследии трон Российской Империи переходит к племяннику усопшей Великому Князю Алексею. Молебен в кафедральном соборе столицы состоится...
Я тупо разглядывала азиатское лицо диктора, машинально отвинчивая пробку на бутылке. Хлебнула коньяка прямо из горлышка.
Либо я сошла с ума, либо у меня открылся дар ясновидения. В том и в другом случае мне следует посетить психотерапевта.