Часы складывались в дни, дни обращались неделями, недели — месяцами. Снег, которого в этом году выпало мало, растаял, и у меня раскисли по слякоти купленные осенью ботинки. Волосы выцвели под весенним солнцем: снова надо краситься, если я хочу оставаться брюнеткой…
Дела почти не оставляли мне времени на сон. Я спала недолго, посыпалась, принимала душ, выпивала чашку кофе и ехала на работу. Беготня за репортажем, написание статей, а порой, в авральный день, выполнение функций верстальщика. Бутерброды в обеденный перерыв и обжигающе горячий кофе. Вечерами — двухкомнатная квартира на Васильевском острове; неизменные “девонька” и “милая” Лавра Матвеевича, соизволившего вспомнить, что я существую; знакомство с новенькими — они появлялись не чаще, чем раз в две недели, но и исчезали с аналогичной поспешностью (над теми, кто оставался с нами, я чувствовала свое превосходство: пусть я не “ферзь”, но, надеюсь, уже и не “мясо”); нежность Асеньки, с которой мы снова начали встречаться; сарказм Корзайла, после памятного разговора пропитанный амброзией дружелюбия; поцелуи Ракшаса, и тепло его тела рядом со мной редкими ночами; розовое вино в хрустальных фужерах и крепкий чай за кухонным столом; разговоры ни о чем и о многом; вопросы и ответы, а порой отсутствие их; черные куртки, черные брюки, черные юбки и свитера; книги, оплетенные в черную кожу; сумрак за окнами, черные свечи... Домой! Я быстро ужинаю, засиживаюсь с новой книгой или в сети до рассвета и засыпаю под мурлыканье кошки.
Знакомые, встречая меня, комментировали с улыбкой: “Ты хорошо выглядишь, Мора”. Лавр Матвеевич смеялся: “Девонька, не прилично Темной излучать вокруг себя такое счастье. Чем же Светлые заниматься будут?” Аська подначивала: “Радость моя, у тебя грудь на два размера выросла! Смотри, не поместится она в моей ладони!” Наигранно тоскливо вздыхал Ракшас: “Вот спою я тебе, суженная, и уж тогда...” Поет Ракшас плохо, в отличие от Корзайла, взявшегося мучить меня плоскими шуточками типа: “Доброта штука тонкая! Состраданием человеку жизнь не испортишь...”
Не думая о завтрашнем дне, я наслаждалась каждой минутой, каждым запахом, словом, прикосновением. А дни текли. Истаяла зима 2035 года, и весна подкрадывалась за нею следом.
Я часто беседовала с членами ковена на философские, оккультные и литературные темы. Помню два занимательных разговора того времени...
Первый состоялся у меня с Лаурелин, когда я случайно упомянула термин “эзотеризм” в одном контексте с именем Папюса. Золотоволосая аристократка взъелась на меня так, словно она была ревностной святошей, и я по неосторожности при ней богохульствовала.
— Папюс занимался оккультизмом! Оккультизмом, дорогая, запомни! К эзотерическим знаниям он не имел ни малейшего отношения. Не каждый исследователь — шарлатан, не каждый шарлатан — маг, и не каждый маг — Посвященный! Ты хоть понимаешь разницу между оккультизмом и эзотерикой?
— Полагаю, да, — ответила я. — Оккультизм занимается изучением всяческих паранормальных явлений в природе и нестандартных способностей человека: телепатии, телекинеза, спиритуализма и прочее. К оккультным знаниям относят также астрологию, алхимию и все остальные неэмпирические науки, объединенные под общим названием “магия”. Верно?
Я говорила с нажимом, сухо формулируя фразы и отчеканивая слова. Уж очень не хотелось мне считаться слепым кутенком, не знающим, где право, где лево.
Тонкие брови Лаурелин сдвинулись к переносице, и между ними пролегла морщинка. Она тряхнула головой, и мелкие локоны, выпушенные из высокого узла волос на затылке, запрыгали вдоль ее щек.
— По большей части верно, — тоном ниже сказала она, — хотя и подано популяристически. Хорошо, а что такое, по-твоему, эзотеризм?
— Эзотеризм, в буквальном смысле, это тайное знание, предназначенное для посвященных.
— И это верно, — кивнула девушка.
“Так чего ты тогда ко мне пристала?” — хотелось спросить мне, но я выбрала формулировку помягче: не стоило напрашиваться на ссору только потому, что я не могла понять цели затеянного собеседницей допроса.
— В таком случае, не понимаю в чем моя неправота, — сказала я. — Почему Папюс исключительно оккультист, а не эзотерик?
— Да потому, подружка, — меня слегка покоробило такое ко мне обращение Лаурелин; впрочем, оно было не на много хуже, чем предыдущее наименование “дорогая”, — что ключевыми, в отношении эзотеризма, являются понятия “тайное, скрытое, для посвященных”, тогда как идеи оккультизма разрекламированы и широко доступны. Неужели ты думаешь, что подлинные тайные знания могут попасть на страницы продаваемой с лотков беллетристики? Настоящий эзотеризм — это откровение, которое человек получает путем личного мистического поиска! Ни в одном языке не найдется достаточно четких слов, сколько-нибудь эквивалентных понятий, чтобы передать эмоции, ощущения и мысли Посвященного, пережившего мистический опыт!.. Эзотеризм не доступен для масс не столько потому, что тайные общества и союзы хранят свои секреты от посторонних, сколько потому, что раскрывать эти секреты перед обывателями бесполезно: они будут либо не поняты полностью, либо поняты превратно...
— “Мысль изреченная есть ложь”? — отозвалась я известной цитатой.
Худенькое личико Лаурелин засияло счастливой улыбкой.
— Именно! Я рада, что ты поняла.
— И что же, не существует никакого способа передавать эзотерические знания?
— Ну, почему же? Способы есть. Музыка, изобразительное искусство, мистериальные театральные постановки... да и литература, частично.
— Как это, частично?
— Книги, содержащие подлинное эзотерические знание, пишутся в жанре притч. Информация передается через аллегории.
— Как, например, в Библии? — спросила я, стремясь проверить свою догадку.
— Как, например, в Библии, — вздохнула Лаурелин.
— Постой, ты хочешь сказать, что эзотеризм напрямую связан с религией? — не захотела поверить я. — Духовный опыт, мистическое познание, тайна... К чему все эти красивые слова, если на поверку выходит, что получить их можно лишь, — я хмыкнула, — “приблизившись к Богу”?
— Не обязательно к Богу, — качнула головой девушка, — но, зачастую, считается именно так. Мы идем другим путем, но большинство союзов, подобных нашему, выбирали и выбирают торную дорогу. Они противопоставляют эзотерику религии, но катят по колее, за века утрамбованной Церковью... или, лучше сказать, Церквями. Ведь ты же, надеюсь, не сомневаешься, что все мировые конфессии, сколь разными, на первый взгляд, не были бы их постулаты, говорят об одной и той же сущности, славят одного Бога?
— Не считай меня совсем уж дурой, — устало отмахнулась я. — Несколько стволов, выросших из одного корня. Кустарник. Всем пророкам дана была одинаковая информация, но каждый понял ее по-своему. Какая из религий ближе к истине? Думаю, в каждой из них есть своя правда, а истина лежит где-то на стыке между ними. Нам ближе иудейская трактовка, поскольку из нее выросло христианское мировосприятие, вот и все.
— Видишь? Ты и сама все понимаешь,— мягко поставила точку Лаурелин.
…Следующий разговор состоялся у меня несколько дней спустя с Саввой и, в некоторой мере, он стал логичным продолжением предыдущей беседы.
Однажды я зашла в библиотеку, чтобы посидеть там в уединении и отдохнуть от шумной компании таких же, как я, неофитов, посетивших сегодня ковен. Я застала Савву копающимся в подборке старых журналов “Наука и религия”. Он как раз распаковывал очередную стопку макулатуры, когда я вошла.
— Привет! Не помешаю?
Мне показалось, что семинарист рад видеть меня. Впрочем, может быть, он просто вел себя в рамках хорошего тона, а человек он коммуникабельный и очень обаятельный. Я могла ошибиться.
— Привет, Мора. Я тут запарился уже! Часа два раскопки веду...
— А что ищешь?
— Да так... Моргауза просила меня найти одну давнюю статью Патриарха по поводу атомной энергии.
— Ты серьезно? Разве можно такое явление объяснять с точки зрения религии?
— С точки зрения религии можно объяснять все! — с шутливой помпезностью откликнулся Савва. — Отметь, я сказал “объяснять”, но не “объяснить”…
Мы вместе рассмеялись.
— Может, и мне тогда объяснишь кое-что? — предложила я.
— Смотря что, — семинарист насторожился.
...Что ж они все настораживаются? И не надоело им играть в таинственность?!...
— По поводу религии.
— Ну... Попробую. Только пойдем на кухню. Мне жутко хочется чего-нибудь выпить.
Мы пошли на кухню, вскипятили чайник и отполдничали заварными пирожными с шоколадным кремом. Потом я заговорила о том, что давно тревожило меня.
— Когда я первый раз пришла на эту квартиру, мне довелось слышать твой, Савва, разговор с Ашкеан...
— Какой именно разговор?.. Ты думаешь, я всю свою болтовню помню?
— Вы говорили, что Иисус Христос мог быть воплощением Властелина Люцифера.
— А-а-а, — протянул Савва и опустил глаза. — И в чем конкретно твой вопрос заключается?
Я собралась с духом, сформулировала мысль, дважды проверила формулировку, поскольку оставалась ею не довольна, но ничего другого придумать не удавалось, и я спросила:
— Я хочу знать, существует ли так называемый Сын Божий? Существовал ли он раньше и существует ли сейчас?
Савва вскинул на меня глаза, светло-серая радужка которых напоминала полупрозрачную дремотность лениво набегающих волн Финского залива.
— И ты думаешь, я отвечу тебе на этот вопрос? Я не пророк и не фанатик. Я не могу делать голословные выводы в подобных вопросах, я могу только предполагать…
— А я и спрашиваю о твоих предположениях.
Савва, задумавшись, помешал ложечкой в своей чашке, где жидкости оставалось уже на донышке.
— Хорошо, я попробую тебе ответить… Думаю, не будет большого вреда, если ты услышишь еще одну… признаю, достаточно дикую, гипотезу возникновения христианства. Итак... Начнем с рассуждений. Могло ли случиться так, что Единый в одной из своих ипостасей Виток за Витком сходит на Землю, чтобы умереть от рук сотворенных Им созданий, якобы искупая при этом людские грехи? В принципе, может, почему бы и нет? Какая у Него должна быть мотивация для подобных действий? Зачем Ему так поступать?.. Может, я, конечно, кретин и не понимаю элементарных вещей, но по мне получается, что причин поступать так у Единого нет и никогда не было. Если бы Он хотел снять со смертных собственное проклятие, Ему достаточно было бы изменить структуру мироздания, разомкнуть Восьмерки. Этого Он не делает! Напротив, Он рождает религию поклонения Себе, замешанную на чувстве вины и самоуничижении. Он обманывает людей, сообщая о дарованной им свободе воли и одновременно объясняя, что только один жизненный путь является правильным, а все остальные греховны, и потому будут сурово наказываться. Ему как будто мало бытовых человеческих страданий, Он насилует души людей, заставляя их считать самих себя никчемными тварями, раз они не в состоянии справиться с естественными стремлениями, которые сам же Господь в них и вложил при творении!.. Придя к таким рассуждениям, я предположил следующее: Единый написал сценарий и срежессировал спектакль, при помощи которого хотел наглядно показать человечеству, насколько Он ратует о смертных — настолько, что готов Своего Сына, часть Себя, принести в жертву. Для осуществления подобного плана Единому нужен был пророк, именующий себя определенным образом, успевший снискать известность в течение земной жизни и умерший мученическим образом. Можно было использовать уже существующую личность или, что гораздо выгоднее, предопределить судьбу еще не рожденной. Все было просчитано досконально: после смерти такого подставного лица, надо было лишь явить парочку чудес, и слухи побежали бы по Земле, а народ самостоятельно занялся бы мифотворчеством. План строился со знанием тонких нюансов человеческой души!.. Во-первых, первоначальная ставка в новой религии делалась на обездоленных, а их в античном обществе было подавляющее большинство. Во-вторых, христианство, в отличие от языческих религий, возносило человека на пьедестал, подкармливало его манию величия, снимало стрессовость комплекса неполноценности, который встречается, кстати, не только у маргиналов. Христианство позволило человеку поверить в свою значимость: еще бы, Бог (Высший Бог, Бог над всеми богами, как говорят иудеи!) то ли Сам умер за человечество, то ли на это дело Сына Своего послал, но разница тут не велика, раз Он — Единый, значит Сын — Он сам и есть, главное другое — главное то, что Бог за человека умер, очистил его от грехов, открыл ему дорогу на небо — лепота! Какой дурак добровольно откажется от надежды на лучшую жизнь? Какой дебил окажется настолько скромен, чтобы не поверить, что ради него Бог мог принести себя в жертву?.. Нет таких дураков, нет таких идиотов, и дебилов таких нет. Поверили, все поверили — пусть не сразу, а постепенно, ведь наиболее мудрые люди сразу видели, какую именно идеологию скрывает христианство за красивой мишурой. Идеологию, превращавшую слуг Единого в Его добровольных рабов. Идеологию, зиждившуюся на страхе Божьем и чувстве вины, искупаемом только лишь полным покорством воле Божьей!.. Христианство начало свое победоносное шествие по миру, изначально прибирая под свое крылышко всех униженных и оскорбленных, которым сообщалось, что они-то и есть лучшая часть общества! А уж эти “нищие духом” понесли свою веру дальше. Христианство, как болезнь, охватило общество, распространяясь от низших ступеней иерархии к высшим, пока, наконец, новая Церковь не заняла господствующее положение… Тогда-то новая вера и показала свое истинное лицо: были написаны догмы, начались преследования язычников и так далее, по нарастающей. Об истории христианства я могу рассказывать долго, но, думаю, ты и сама ее неплохо знаешь...
— Да, — согласилась я. — Но ты сказал, что гипотеза о подставном пророке была твоей первой догадкой, какой же была вторая?
— Вторая... — Савва недолго помолчал, потом продолжил. — Вторая идея посетила меня, когда я сравнивал замолчанные Евангелия с каноническими текстами Нового Завета. Слишком уж много расхождений, причем расхождений занятных...
— И что ты решил? — поторопила я.
— Я предположил. Не “решил”, а “предположил”, Мора, что Иисус Христос существовал в действительности, но проповедовал он не совсем то, что принято считать. Я счел, что реальные слова его были спрятаны за мифами и коньюктурными измышлениями, а зачастую и намеренно вывернуты наизнанку… Интересен сам по себе язык притч, которым оперируют Евангелия. Бог, сошедший на Землю, мог бы излагать свои законы языком более понятным, не противореча Сам Себе в тезисах и постулатах, как ты думаешь?
— Пожалуй, да. Но возможно, Иисус опасался, что люди не поймут или не примут его идей, высказанных напрямую?
— Возможно, и даже очень вероятно. Но также возможно и то, что он опасался открыто выражать свои мысли, зная о наличии некого... пристального внимания к своей персоне. Притчи построены так, что их можно трактовать множеством способов, сверх тех, которые мы с тобой знаем с детства. При желании их трактовку можно развернуть в любую удобную тебе сторону, а после этого погрязнуть в софистике, строя цепочку из условных истин и надуманных символов…
— И все-таки в проповедях Христа есть некоторые мысли, выраженные предельно четко и ясно.
— Да? И что же это за мысли? “Не мир я вам принес, а меч”? Отпадает. “Последние станут первыми”? Не пойдет. “Будьте, как дети”? А на какое конкретно детское качество следует взрослым ровняться, и почему, а? Опять только догадки. «Кто имеет уши слышать, да слышит»? Что именно слышит? «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное»? На поверхности здесь простая констатация факта, а, если взглянуть глубже и чуть под иным углом — опять вопросы, вопросы, вопросы… Без ответов. «Вера без дел мертва»? В ту же корзину! Так какие? Какие конкретно мысли?
— Ладно! — я начинала сердится, чувствуя, насколько эрудированность собеседника по вопросам религии, превосходит мою. — Но одно Иисус сказал абсолютно точно. Он назвал себя Сыном Божьим!
Савва улыбнулся чуть снисходительно.
— Мора, у этого словосочетания, кроме привычного нам, имеется еще несколько смыслов. По-твоему, Ангелы не являются Сыновьями Божьими?
Я стушевалась.
— Ты меня окончательно запутал! Пожалуйста, просто расскажи о своей концепции и не мучай меня загадками.
Савва встал, прошелся из угла в угол кухни, налил себе новую чашку чая и сел на свое прежнее место.
Я отвернулась к окну.
Серая изморозь. Ветер неистовствует в кронах деревьев. Ветки тополя царапаются в стекло. От железного подоконника звонко отскакивают градины.
Я встала, подошла к окну и открыла форточку, и капли влаги упали мне на лицо. Это было приятно, но я торопливо стерла их, боясь, что косметика потечет.
— Моя концепция… — протянул Савва; ну, что за мания вторить собеседнику эхом! — Да какая там концепция! Так, фантазии...
— Мне кажется, или ты не собираешься мне отвечать? — грубо спросила я. — Тогда так и скажи. Мы уже с час кружим вокруг да около. Это что, такая страшная тайна?
На лице Саввы появилась досада.
— Нет, не тайна, — не менее резко ответил он мне. — Дело в том, Мора, что моя гипотеза возникла на основе моего жизненного и мистического опыта. Я могу рассказать тебе обо всем предельно понятно и доступно, но опыта своего я тебе, к сожалению, передать не смогу!..
Я сбавила обороты.
— Я постараюсь понять. Пожалуйста, Савва.
— Ну, хорошо… слушай. На мой взгляд, фигура Сына, как части Триединого Божества, безусловно, мифична. И, тем не менее, Сын существует. По крайней мере, в нашей истории существовал великий маг и пророк, носивший имя Иисуса Христа. Я предполагаю, что учение его было еретично в самом своем корне, ведь он говорил о равенстве, о стремлении к знанию, о любви во всех ее формах, о свободе воли, о несправедливости власть имущих. Он был казнен, и не могло быть иначе, потому что люди пошли за ним, поверив тому, что было крамолой в адрес Создателя. Понимаешь меня?.. Я думаю, что это мог быть Князь Люцифер. Никому доподлинно не известно, что такое Оковы. Если Оковы Властелина — человеческая плоть, то на первых веках заточения он, вероятнее всего, мог сохранять частичную память о себе и толику силы. Не сломленный сразу, он заронил в души людей мятежные мысли, даже Закованным он оказался опасен для своего Отца. Тогда-то ему вновь был предложен выбор: покориться Творцу, и стать Наместником Земли, как прежде был он Наместником Неба, или окончательно быть спеленатым в цепи последовательных перерождений. Властелин остался верен себе и не отрекся. Единый же обезопасил христианство, превратив его в религию поклонения Себе. Вряд ли, это было сложно. Например, идею всеобщего равенства не трудно трансформировать в идею равенства всех людей перед Богом… Из учения Князя были вытравлены все опасные для Создателя места, сама мятежность идей была развернута на благо Света, и родилась религия, более догматичная и безжалостная к адептам своим, чем любой культ до нее! Внутренняя противоречивость христианства становится заметна человеку, не пожелавшему стоять на коленях перед Единым без ропота и сомнений… Та, часть христианства, которая пришла от Люцифера, близка и понятна людям, а, осознав правдивость религии в одной своей части, человек зачастую принимает остальные догмы на веру: он не задает вопросов — он кается в грехах, он не смеет сомневаться — он живет в страхе перед карой Небес, он видит единственный путь к самосовершенствованию и отрицает возможность существования других дорог, любовь он делит на чистую и греховную, он готов сочувствовать своим личным врагам и истязать без раздумий богохульников и врагов Церкви, он издевается над собственной природой для спокойствия, для развлечения Небес!..
Я сидела тихо и слушала Савву. Я не встревала с вопросами и не возражала. За двадцать минут разговора с ним я получила больше информации, чем за все предыдущие месяцы общения с остальными членами ковена.