Ash-kha

ГЛАШАТАЙ ЛЮЦИФЕРА

Часть первая



Эпизод 18

Странные все-таки обряды у моего ковена: такое ощущение, что лицеистский подход к проведению мистерий основывается на импровизации и синтезе обрядовых практик языческих религий и всевозможных тайных обществ.

…Наблюдая, как Лавр Матвеевич отпирает сейф в библиотеке и раздает толпящимся возле него членам ковена ювелирную бижутерию (изумрудные кулон, кольца и серьги — Асе, янтарь — Лаурелин, браслеты с рубинами — Корзайлу, яшму — Ашкеан, всех по порядку, никого не обделяя), требует от них переодеться в хламиды, соответствующие цвету камней, я недоумеваю:

— К чему это?

— Почем я знаю? — откликается Ракшас. — Элэм на ходу сочиняет, он даже постоянные обряды никогда не проводит на один и тот же лад.

Я переадресую вопрос старику.

— Мне кажется, что нужно действовать именно так, — он запирает сейф, не предложив мне никаких украшений. — Скоро ты сама поймешь... Вспомнишь. Застывший в формальности своей ритуал не может пробудить глубокого отклика в душе человека, он слишком привычен. Суть наших мистерий не в стандартных речитативах хвалы или просьбы, не в стабильности церемониальных действий — нет. Эмоции и разум спят без колокольного зова новизны, лишенные предчувствия неожиданностей...

Не могу сказать, что в тот момент поняла его слова, но я оценила их сердцем.

...Эхо медного гонга будит застывшую тишину...

...Пламя свечей отражается в полированном серебре. Босиком я иду сквозь расступающуюся шеренгу людей, чьи фигуры оплывающей загадочной радугой выступают из сумрака. Луна, заглядывая в окно, серебрит мою кожу нитями...

...Песнь хвалы и горечи, песнь освобожденной памяти...

— Тысяча лет оков —
             что же накликал ты, бездумный пророк!
  Тысяча лет оков —
             просто на десять веков для мира не стать.
  Тысяча лет оков —
             я подожду, я ведь умею ждать.
  Тысяча лет оков —
             рядом с Вечностью это короткий срок.
  Тысяча лет без звезд,
             пения птиц, запаха прелой земли.
  Тысяча лет без слез,
             летних дождей, с ночью смешавших грусть.
  Тысяча лет без снов,
             сказок и песен эха остывших струн.
  Тысяча лет без слов,
             только стук сердца, что до сих пор болит...

...Они поют, и слушаю я...

— "Тысяча лет без зла," —
             скажет священник, рабски целуя крест.
  Тысяча лет без Тьмы —
             жадно в глаза вопьется кромешный Свет.
  Тысячу лет весны —
             в горькой траве тщетно искать твой след.
  Тысячу лет в ответ
             видеть падение звезд с ослепших небес!..
  Тысячи лет с тобой —
             да не иссякнет над миром звезда Люцифер!
  Тысячи лет с тобой —
             тысячи стрел бессильем изранят грудь.
  Тысячи лет с тобой —
             выбравшим веру в себя среди тысячи вер.
  Тысячи лет с тобой —
             и за чертой сквозь Пламя продолжить путь...
  Тысячи лет с тобой —
             да не иссякнет над миром звезда Люцифер!..
  Выбравший веру в себя —
             и за чертой сквозь Пламя продолжит Путь... *

...Доверчивая бледность запястий под сталью кинжала. Взволнованно шуршит черная ткань...

...Не могу избавиться от соленого привкуса во рту, пусть чувствовать его и не должна, ведь крови в чаше было лишь на донышке, и Корзайл щедро долил ее терпким красным вином...

...Маслянисто плавятся свитки клятв на пергаментах — не сказанные, но подписанные...

...Голоса, не умолкающие голоса. Стерта в сумраке индивидуальность лиц...

— Мы, сотворенные из Тьмы по образу и подобию Света, присягнувшие Павшим кровью наших жил, землей, по которой ходим, пеплом погребальных костров, славим; мы - отступники и мятежники, мы заклинаем вас Демоны Преисподней — Тейтрос и Кохшеаль, и призываем именем Владыки Люцифера, Денницы, Императора Ада, Князя Тьмы, Огненного Дракона, Первого-среди-Равных, Повелителя Стихий, Двуликого Господина, Неукротимого Бунтовщика, Мастера Лжи и Отца Тайной Мудрости, Великого Разрушителя и Искусного Творца, Хранителя Смерти и Предвестника Жизни! Мы заклинаем вас именами Первенцев, сошедших во Тьму, именем Аполлиона, именем Асмодея, именем Азазеля, именем Астарты...

...Дымнокудрые ламии стонут в объятьях сатиров. Малиновость облаков на горизонте опережает не близкий еще рассвет...

— ...именем Вельзевула, именем Ваала, именем Дагона, именем Маммона, именем Иштар, именем Наамы...

...Бледный лик неупокоенной мести, расплавленный металл взора, черненый доспех под черным плащом, лиловая вязь на клинках обоюдоострых мечей — Тейтрос...

...Опавшая листва преданности, запекшийся в безысходности смертный миг, травянистая отреченность глаз, замершая на мгновение исступленность, окаменяющая ужасом, тяжелый хлыст с окованной железом рукоятью — Кохшеаль...

...Я вижу их, или мне это только кажется? Пламя и лед склоняют передо мной колени...

— Я был там. Я стоял на краю Мира и видел Свет, горящий в окнах Бытия. Я видел зарево Врат Зари и непроглядную Тьму Врат Заката. Я был там. Я видел и Свет, и Тьму. Я видел тьму Света и свет Тьмы. Я стоял на пороге Вечности. Минувшее расстилалось за моей спиной. Грядущее лежало предо мной. Я видел водовороты мрака и водопады звезд. Я видел гаснущие солнца и вспыхивающие звезды. Я видел расцвет империй и гибель миров. Я видел ничтожество и могущество. Я был там. Я видел стоящих во Тьме и несущихся сквозь пространство и время!.. **

Двенадцатикратным эхом:

— Лилит!..

...Неукротимостью Внешней Тьмы улыбаются мои глаза Первенцу, сошедшему на Землю... В звонкой голубизне Сфер я стою, окруженная Братьями... Сладострастной выдрой кружусь я перед Адамом... Бесстрашием самки, защищающей свой помет, встречаю я приказ: “Покоритесь!”... В ярости покидающих сил плету Ночную Паутину наперерез всполоху Огненного Меча, и отступаю шаг за шагом... Камнем с края пропасти падаю я в бездну — вот уж, поистине, Бездну! — теряя целостность, теряя силу... Наставницей хожу среди смертных, и омываю руки в крови первого Армагеддона — чтобы не забывать, чтобы помнить... Богиней встречаю я жриц своих у алтарей Атлантиды, крылатой рысью являюсь им, предчувствуя, предостерегая, зовя... Истомой пифий вещаю я Египту, золотом ацтекских ножей принимаю присяги... Трехликим ужасом беззвездной ночи миную античность... Я вкладываю волчью ягоду в руку травницы, и разжигаю костры на склонах Лысых Гор... Убийца новорожденных — я успеваю освободить верные души до клеймения их крестным беспамятством... Я вожу пером в руке ученого мужа, и чернокрылой музой присутствую за плечом иступленного поэта... Я одеваюсь в одежды эпохи, и атеист не может узнать меня... Шаг за шагом сопровождаю я человечество на бесплодном его пути... Но приходит день, размывающий все усилия мои волнами нового Потопа... Пауза, и возобновляется калейдоскоп лиц, мест и событий — немного по-новому, но я иду по собственным следам... Прошлое...

— С вершины вершин я озирал закоулки миров. Я видел тусклый обманчивый свет ложной надежды, мглу отчаянья и болота бездействия. Я видел возносящихся ввысь и падающих ниц. Я видел побежденных и побеждающих. Я видел решающих судьбы и обреченных. Я был там. Я видел все битвы былого и грядущего. Я видел великих и ничтожных, могучих и бессильных. Я видел величие и бренность этого мира. Я прошел дорогой огня, я бродил тропами души. Я ходил торными дорогами и окольными тропами. И я увидел все минувшее и грядущее на Пути своем. И постиг я их, как мне было дано! **

— Славься!..

...Беззвучно шевелятся губы призраков, склонившихся передо мной. Увы мне — я ничего не слышу! Память пришла — но еще не вернулась сила...

...Охра и медь... Жучок надежды моей, барахтающейся в каменеющей вязкости янтаря — предопределенность... Отравой сомнений бесстыдная голубизна небосвода... Вянут цветы на клумбе, лишенной заботы садовника... Крысы зимуют в доме, покинутом жильцами... Опадает вишневый цвет, и некому сравнить его с хлопьями снега... Медь и охра... Кто же выплавит орихалк?.. Изморозь в волосах моих и соль на губах... Это — будущее?.. Нет! Я долго спала, но потеряно еще не все.

— Вставший на Путь Тьмы, отныне ты готов идти Дорогой Истины. Ступи на нее, памятуя, что Путь сей легок, но труден, прям, но тернист. Знание обретешь ты на сем Пути, но одинок средь врагов останешься ты. Пусть боль твоя не откроет недостойному Дорогу Сумерек, и слезы твои оплатятся кровью врагов! **

...Бледнеет в небе луна, догорают свечи...

—...нет конца Дороге Истины, лишь в движении по ней твоя жизнь. Посвященный понесет Учение Мое всем, стремящимся к Знанию. Не мало слепцов на Земле, но и прозрения ищущих много. Врагов и друзей ты встретишь на своем Пути. Расскажи им обо Мне. Дай им Знание. Научи их тому, чему научил тебя Я. Вложи Меч Истины в их руки. И встанут смертные перед престолами Павших, ожидая часа Победы! Века пройдут, и сменятся эпохи, но пребудут всегда души пытливые и беспокойные, ищущие и страждущие, не отступающие перед тленьем плоти. Я буду с ними. Буду Я с теми, кто жаждет Истины, кто ступил на Дорогу Тьмы. Поддержу и укреплю Я тех, кто руководствуется разумом и бежит неразумных поступков. Встречу в преддверии Ада Я видевших Сияние Тьмы и Свет Полуночи... Будь же благословен, искатель Истины, и да пребуду Я с тобой! Во имя Светозарного, во имя Девяти Врат и Темных Престолов, во веки веков. Amen!.. **

Обряд закончился в пятом часу утра.

…Лавр Матвеевич уговаривал меня остаться в штаб-квартире ковена и отдохнуть на диване, если хочется спать, но я настояла на решении вернуться домой.

— В хорошей стране и в удачное время мы живем, — высказался Гаргантьюа, провожавший меня до машины. — У нас до Третьей Мировой или даже теперь, но в Европе, нам пришлось бы охранять вас, не спуская глаз, госпожа.

Те члены ковена, с которым я не успела близко сойтись, чутко среагировали на изменение моего статуса, мгновенно начав величать меня на “вы”.

— Думаешь, церковники настолько бдительны? — поддержала разговор я.

— Юродивые провидцы всегда найдутся, — закивал головой гигант. — Я и сейчас волнуюсь, правильно ли мы поступаем, позволяя вам одной, по ночному городу возвращаться в пустую квартиру...

Смеясь, я похлопала ювелира по руке.

— Еще вчера никакой опасности мне не угрожало, разве что, кирпич на голову мог случайно упасть… А теперь мне что же, передвигаться всюду под надзором телохранителей? Нет, друг мой, ночные улицы не стали более опасными, оттого что дюжина человек назвала меня сегодня истинным именем, нет, — я постаралась успокоить мужчину, сомневаясь в собственных словах; затем несколько секунд размышляла. — Единственная мера безопасности, которая кажется мне необходимой: это соблюдение молчания о том, что произошло сегодня, среди наших неофитов... Пусть я останусь для них своим человеком.

Открыв дверку машины, я села за руль.

Левый рукав моего черного джемпера задрался, открыв серебряный браслет тонкой чеканки.

— Видишь? Я ношу его, — обернулась я к Гаргантьюа.

— Я рад! — он заулыбался. — Уверен, он вам еще пригодится.

...Интересно, каким это образом мне может пригодиться браслет, годный только на то, чтобы украшать запястье?..

Вслух я не высказала своего скептицизма. Мы распрощались.

Желтая луна смотрела на меня сквозь ветровое стекло полузакрытым глазом, когда я заводила мотор. Движущаяся точка померещилась мне в быстро светлеющем небе, и я включила “дворники”, чтобы протереть стекло.

...Говорят, человеку, пришедшему в себя после нескольких лет комы, необходимо время, чтобы свыкнуться с новым своим статусом, изменениями во внешнем облике и незнакомыми раньше самоощущениями, признать, что прошлое ушло безвозвратно, что потеряны годы. Меня можно было бы сравнить с таким человеком, но адаптация моя к окружающему миру проходила немного иначе, чем положено в его случае.

Правомочность моего нынешнего статуса не вызывала у меня сомнений. Пробужденное самосознание подтверждало мне, что я нахожусь в нужное время и на приличествующем мне месте. Сомнения присущи человеку, не способному заглянуть вглубь собственного “Я”, но не Первенцу, для которого психическая структура, названная Фрейдом “бессознательным” — лишь один из пластов целостной сущности. Я знала, кто я, а от того рассуждала и действовала соответственно.

Но для людей, не посвященных в тайну перемены, произошедшей со мной, я оставалась Мореной Сегуновой: мимика, походка, любимые словечки — стиль поведения в целом и, уж конечно, внешность, не изменились во мне за одну ночь.

Лилит и Морена больше не конфликтовали во мне, я была ими обеими одновременно.

…Здесь можно было бы провести аналогию с компьютерной игрой. Геймер управляет персонажем игры, идентифицируя себя с ним. Есть он — сидящей за машиной, и он — бегающий с ножичком в руке по пустыне постядерного мира. Есть он — нажимающий на клавиши и использующий “save/load”, небрежно тасуя судьбы вымышленных персонажей и NPC, и есть другой он — стреляющий из огнемета или дерущийся на мечах, умирающий и вновь возрождающийся с ощущением де-жа-вю, для того, чтобы заново пережить события, уже случавшиеся с ним однажды. Есть он — кукловод, и он — марионетка. Кукловода мало интересует то, какой походкой будет передвигаться его марионетка, он лишь решает, куда ей идти и что делать...

Так было и со мной, только в моем случае кукловод и марионетка находились в одном теле. Но состояние мое не имело ничего общего с тем, что принято именовать словосочетанием “демон, вселившийся в человека”. Нет, дело было в другом. И кукловод, и марионетка — и то, и другое — это была я, только кукловод был душой, а марионетка — телом. Морена никуда не ушла, она лишь трансформировалась в Лилит. Отныне я смотрела на мир, как будто бы, двумя парами глаз — не только глазами персонажа, но и глазами игрока, сидящего за компьютером. Два “Я” слились в одно…

Однако слияние это было пока еще несколько односторонним: судьба геймера вплелась в ткань компьютерной игры, но он потерял свою глобальную власть над событиями. Ко мне вернулась память, но не сила. Почему?..

…А почему так редко встречаются люди, способные передвигать вещи взглядом или читать чужие мысли? Почему настоящие гадалки на вес золота? Почему каждый второй “народный целитель” — шарлатан? Почему так много написано книг по магии и так мало существует настоящих магов? Почему чудес, описываемых в сказках и религиозных трактатах, в обыденной жизни почти не встретишь?

Теперь я знала ответ. Все было элементарно просто. Чем больше сил чувствует в себе человек, чем полнее он осознает свои возможности, тем меньше он склонен подчиняться авторитетам, и тем дальше он уходит от безусловной веры и слепого покорства. От начала прохождения каждой Светлой Дуги и до самого ее конца Создатель все плотнее закручивает гайки, создавая человечеству все большие проблемы для изучения трансцендентальных тайн и овладения экстрасенсорными умениями. В начале любой из Светлых Дуг человечество обладает гораздо большей свободой, чем к ее концу. По сути дела, на Темной Дуге все должно происходить с точностью до наоборот, но я не знаю, так ли это. Ни разу еще со времени образования Восьмерки Земля не была обитаема во время прохождения Темной Дуги...

Я выжала педаль газа, чтобы успеть к Дворцовому мосту до второй разводки.

Когда на перекрестке Большого проспекта и... не разглядела какой линии, человеческая фигурка вынырнула наперерез автомобилю, я, уходя от столкновения, крутанула руль, влетела на тротуар и остановилась, впечатавшись бампером в фонарный столб.

Откинулась на спинку сидения, тяжело дыша.

Сумасшедший бегун, оставшийся невредимым, направлялся ко мне.

…Ну, что ему еще надо?..

Я опустила стекло.

— Выходи из машины, ведьма, — сказал мужчина мне, — ты уже приехала!

Зрачок пистолета с глушителем смотрел мне между бровей.

...Почему он не застрелил меня сразу, когда я еще не подозревала об опасности — с расстояния десяти, да даже пары шагов? И стоит слишком близко к дверце...

— Хорошо, — не стала перечить я и взялась за ручку.

Мужчина нервничал.

— Ну же, быстрее! — приказал он и повел дулом пистолета.

Я распахнула дверцу, ударив по ней всем весом.

Мужчину отбросило, но он устоял на ногах и тут же выстрелил — боль обожгла плечо, и еще раз — пуля срикошетила от серебряного наруча, когда я инстинктивно вскинула руки, прикрывая лицо.

…Где-то недалеко чихнул, заглохнув, мотор мотоцикла…

В немыслимой попытке уйти из-под пуль и спрятаться за машиной, я рванулась вниз и в сторону.

Еще два шустрых “хлопка”. Нападающий непрофессионально мазал.

...Какая модель пистолета? Сколько пуль в обойме?...

Доли секунды растянулись в минуты.

Пятый выстрел разбил стекло автомобиля. Шестая пуля разорвала ткань брюк на бедре.

...Предвечная Мать, у меня же нет оружия! Толку-то прятаться за машиной...

Мне все-таки удалось укрыться за автомобилем. Передышка на одно серцебиение.

...Только в рукопашную у меня есть шанс. Не настолько уж я бессильна, в конце концов... Телекинез, гипноз, простейшие магическое воздействие, возможное в моем теле на нынешнем моменте Дуги... Дотянусь, задушу, загрызу, в конце концов! Я не имею права умирать здесь, сегодня!..

Шаги. Случайный прохожий?

...Сейчас!..

Прикрыла глаза перед броском. Так проще: за мной интуиция и не грамма умения.

…Я не ударила. Я не рванулась вперед.

Меня остановили придушенный хрип и звуки возни.

Я открыла глаза. Первым делом увидела пистолет, валяющийся от меня в полуметре. Потянулась и подобрала. Рядом дрыгались ноги в вельветовых брюках и потертых кроссовках — без носков.

Опираясь о капот машины, я поднялась на ноги.

— Извини, госпожа, что опоздал, — Корзайл аккуратно сматывал стальную проволоку, — но стрельба перебудила бы весь квартал, и минут через пять мы беседовали бы с полицией, — он скосил глаза на пистолет убитого в моей ладони и пояснил: — У меня без глушителя. Ты ранена?

— Ничего серьезного, — ответила я, потому что это было правдой, хотя рукав джемпера и брючина джинс намокли от крови, а тело ломило предчувствие синяков. — Ты не опоздал, ты успел вовремя.

Корзайл обшаривал карманы пиджака и брюк убитого.

— Мне повезло, — закусила я губы, злясь на собственную неосмотрительность.

— Это была только первая ласточка, — согласился Корзайл, просматривая список номеров найденного мобильника.

— Наш штаб? — спросила я.

— Да... Госпожа, надо убираться отсюда побыстрей!

Он вскочил на ноги.

— Моя машина...

— Сколько в баке?

— Почти полный.

Корзайл приподнял с асфальта мертвое тело, втащил его в салон и усадил на место водителя. Я забрала сумочку и документы из бардачка, пока мой новоявленный телохранитель сбивал с автомобиля номерные знаки. Я ждала, пока он поливал бензином сидения и скручивал длинный фитиль.

...Лучше бы, конечно, было отогнать машину куда-нибудь в лес и уничтожить там, или сбросить в реку, но временем мы не располагали. Раздолбанный автомобиль с выбитыми стеклами и следами от пуль на дверцах привлечет к себе внимание на выезде из города, если не раньше. А с трупом что делать? Запихнуть в багажник? Скособоченный фонарный столб, опять же, остается вопиющей уликой...

С тревогой я поглядывала на окна ближайших домов.

— Ты “трубку” забрал? — спросила во избежание.

Парень похлопал себя по карману кожаной куртки.

... Взрыв мы услышали на бегу, сворачивая в проулок к Корзайловскому мотоциклу.

...Стекла в домах, наверное, повылетали...

Корзайл сунул мне в руки мотоциклетный шлем. Я надела его, убрав за ремень брюк прихваченный с собой пистолет. Взобралась в седло позади Корзайла. Взревел мотор.

...Кто? — спрашивала я себя, считая мгновенья гона. — Гаргантьюа, делавший странные намеки о спасшем мне жизнь браслете?.. Навряд ли. Савва — мятежный семинарист, оказавшийся шпионом? Скайкла, попавшаяся в ловушку своего криминального прошлого? Ракшас — завзятый наш интернетчик? Моргауза? Или, не дай Внешняя Тьма, Ася?!... Кто?...

— Когда я уходил, они не собирались разъезжаться, — сообщил мне Корзайл в парадной.

Он открыл дверь своим ключом. Из комнаты доносились голоса…

На кухне я нашла заваренный чай. Вскоре Корзайл привел Элэма.

— Кто пользовался телефоном после моего ухода? — спросила я.

Старик ответил.

Звонков было несколько, но говорил один человек — как просто. Никакой конспирации.

— Интересно, кем был этот герой-недоучка, напавший на меня? — высказала я вслух свои мысли. — И почему один, а не скопом?

— Самый шустрый, самый самонадеянный, — отозвался Корзайл. — Остальные, скорее всего, поджидали тебя в более глухом районе или на квартире.

— Пожалуй...

— Я сейчас выясню, — сказал Элэм и вышел.

Я не попыталась остановить его: в вопросах зондирования сознания старику можно было доверять, предатель ничего не заподозрит.

Я курила. Корзайл сел на табурет у стола и, привалившись к стене, закрыл глаза. Минут десять мы провели в молчании.

Вернулся Лавр Матвеевич.

— Ну? — я повернулась к нему.

— Связной нашего ренегата, — коротко ответил он. — Чиновник Синода.

— Кто-кто?

Меня разобрал смех.

— Выслуживался перед начальством, — понимающе кивнул Корзайл.

— Хотелось бы верить, что перед тем, как ринуться в авантюру, он не передал информацию по инстанциям, — угрюмо сказал Элэм, — но, боюсь, что подобной надежды мы позволить себе не можем…

— Все в свое время! — отсмеявшись, я вытерла слезы в уголках глаз. — Варианты наших дальнейших действий можно обдумать чуть позже. А сейчас нам нужно закончить с конкретным делом. Пойдемте...

В большой комнате нас ждала вся компания.

Я заглянула в лицо предателя: хорошая выдержка, лишь ресницы дрогнули при виде меня — ну и что тут особенного? Человек всего лишь моргнул.

На столе, отодвинутом к стене, с которой еще не сняли церемониальных гобеленов, стояли самовар, банка с вареньем и нарезанный вафельный торт в картонной коробке. В беспорядке соседствовали чашки, блюдца и ложки.

Садясь в кресло возле камина, я заняла руки ритуальным кинжалом, меньше суток назад бывшим в обряде.

— Кор, спой, пожалуйста, что-нибудь... подходящее случаю.

Лишь двое из присутствующих знали, что я имею в виду.

Корзайл взял гитару.

— ...Взгляни ты вверх безлунной ночью юной
И отыщи в созвездиях небес
Пробег коней и дикость скачки шумной,
И страх давящий вековых чудес...

Мы — слуги ночи. Когда-то мы были в Раю.
Лучше бы вам не бывать в этом глупом краю:
Серость, милорды, болото, затянет — прощай.
Ни с кем из знакомых там встретиться не обещай.

Когда мы восстали, эфир алой кровью залив,
Клинки засверкали, пурпуром лазурь обагрив.
Мы проиграли, и с неба нас скинули вниз.
Сломаны крылья, потерян для нас Парадиз...

Мы продолжали борьбу — среди вас, чудаков,
Сталью и словом ломая железо Оков.
Крепко сковал нас возлюбленный Бог и Отец,
В время иное придет Его власти конец!

Битва грядет, поведём за собою на штурм
Тысячи душ. Ну, держись, властелин-самодур!
Первым, Денница, ты дал имя нашей мечте —
Верим мы ныне, как прежде, твоей правоте!

...Мы долго бились за тебя, о, Князь наш Люцифер,
И разрушали, как могли, гнуснейшую из вер...
Наш чёрный плащ от крови потемнеет,
Но мы простить изгнанье не сумеем.

Пали мы, утратив славу? Да!
Возвернуть удар с торицею пора,
Тверди крепь сметая смерчем урагана...
“Никогда!” — не декларируйте так прямо!

Эй вы, смертные! Свободу ждёте в дар?
Нет, милейшие, хотя ваш Бог и стар,
Силу воли не продаст вам  за медяк...
Выбор сделан? Стяги Рая? Ада флаг?

Лавр Матвеевич смотрит на меня. “Что же ты медлишь, госпожа?” — спрашивают его глаза. Я отвожу взгляд: “Скоро”.

“Слишком большая честь, — спорит прищур Корзайла, — предоставь это дело мне.” Я отказываю прямым взглядом: глаза в глаза.

— Кто вас в бой пошлёт — Архангел Михаил?
Ну, а трубы предоставит Гавриил?
И хоругвий поднимает Азраил?
И клинок за вас достанет Исмаил?

Или “В бой!” приказом вас отправит Асмодей?
Или Астарот, избравший родственность людей?
Абадден средь вас клинок возденет свой,
Гордо реют стяги Сатаны над головой!..

Выбор свой я сделал в день изгнанья,
Совесть мне не будет порицаньем.
Верный меч, не знавший слова “стыд”,
В честь победы Темных заблестит!

...Плечо к плечу, крыло к клинку в ночи
Промчимся, словно метеоры —
Строй всадников, и стук копыт звучит,
Как будто звук от снятого затвора... ***

Я встаю, чтобы отойти к окну, манящему прохладной свежестью утра.

Моргауза раскладывает Таро. Йормунганд уплетает торт за обе щеки. Яхонт подсел к Корзайлу и стрекочет без умолку — в пору затыкать уши. Ася снова за вышивкой. Гаргантьюа считает мух. Лаурелин подошла к столу, чтобы налить себе чашку чая. Ракшас ворошит кочергой угли в камине. Скайкла клюет носом. Савва ищет какую-то вещь в своем рюкзаке. Ашкеан склонилась над книгой.

Ножны я оставляю на подоконнике. Мне ни к чему спешить — всего два шага.

Я позволяю Лаурелин почувствовать холод стали у шеи, три удара сердца отпускаю ей на осознание — и лишь затем перерезаю ей горло.

…Кровь забрызгала скатерть: ничего — черная, отстирается.

Тело изменницы сползает на пол. Я кладу кинжал на стол, и вытираю пальцы о полотно — все равно уже грязное.

Монолит молчания за моей спиной.

— Лавр Матвеевич, объясните им.

Я ухожу в ванную, чтобы отмыть руки…

Вернувшись, наблюдаю, как Корзайл с Ракшасом перетаскивают труп в библиотеку.

— Сейчас я буду спать, — говорю, — караульте. У нас впереди около двух месяцев, мы должны продержаться.

Йормунганд поспешно начинает раскладывать для меня диван, Моргауза извлекает из шкафа чистые простыни.

— Ашкеан, мне понадобится твоя помощь...

Осторожно стаскиваю через голову свитер: шерсть пропиталась кровью и присохла к ране. С ногой, наверняка, дело обстоит и того хуже...



* Мартиэль “Тысяча лет оков”
** Авторские вариации на тему “Книги Времен, или Апокалипсиса Тьмы”
*** Джеймс Росс и Тинмориэль “Черные всадники”





Сайт создан в системе uCoz