Не губернский город, где прошло мое детство, а волжские острова, на которых мы отдыхали летом с приемными родителями, долгое время считала я своей настоящей родиной.
...Когда смотришь сквозь наступающую тьму лиловыми глазами заката, мир представляется клочками четкости в изломах сиреневого, преддверием мрака, тумана. Четко видна зеркальная чернота воды и складки волн у берега, мокрый песок. Однако бесполезно пытаться разглядеть что-либо за тем местом, где оканчиваются серебристые струи лунной дорожки... А, может быть, там они только начинаются? Ведь полная слепяще-белая луна висит прямо над серединой речной протоки, и мне, стоящей на берегу, не загораживают её даже кроны тревожно шепчущихся тополей. За ручейком лунного света таится осязаемый своей аморфностью сумрак. Там стерта грань между иссине-черным небом с рваными глазницами звёзд и проточной водой, впитавшей ночную темень. Там размыты контуры далеких островов, кажущихся причудливыми облаками, осевшими на речную поверхность, и деревьев, сплетающих ветви в легконогом танце ветра. Где-то там клекочет ястреб, и его крылья, распластанные в полёте, видны клубами бурого дыма, парящего в спокойной отрешенности полусна. Свиристят лягушки. Визгливо переругиваются чибисы...
Мертвящим восторгом узнавания манит меня колдовская ночь. По телу бегут мурашки.
Босиком по сырому песку пляжа я спускаюсь к воде. Только к полудню южное солнце прогреет его, и тогда ходить босиком будет невозможно, если не хочешь обжечь ступни.
Вода ночью теплая; волны, накатывая на берег и отступая, ласкают ноги. Меня тянет поплавать, но с детства выученное правило не купаться в незнакомом месте, удерживает от необдуманного поступка.
…Четверть часа назад меня что-то разбудило, я так и не поняла что. Безумно захотелось вырваться из духоты каменных стен старинной кладки на свежий воздух, к реке. Я долго лежала в темноте, мучаясь желанием и сознанием невозможности его осуществить: мне хотелось в одиночестве посидеть на берегу Волги, но дверь моей спальни и ступени на первый этаж были скрипучими, так что не разбудить бдительных телохранителей не представлялось возможности. Чуткий Корзайл мгновенно окажется рядом, чтобы наблюдать, чтобы охранять...
Потом я вспомнила, что Ася вечером, закрывая снаружи ставни моей комнаты, не опустила на них щеколду — я видела это случайно, мимоходом. Удача!.. Я осторожно выбралась из кровати, натянула ситцевый сарафан на голое тело и, подойдя к окну, надавила ладонями на стекло. Рама приподнялась, за ней распахнулись жалюзные ставни.
Старый замок первым этажом своим на половину ушел в землю, высоты из моего окна было не больше четырех метров. Я спрыгнула вниз.
Я вышла через надвратную калитку обветшавшей за столетия крепостной стены. Спустилась по тропинке меж дубов, берез и тополей к пляжу…
…И вот стою — любуюсь природой. Но если честнее, жду.
Прошедшим днем закончились вторые сутки, отпущенные мне Уриилом. Я не хочу подвергать опасности свой ковен, да и, кроме того, что смогут сделать люди, если Ангелы решат атаковать во плоти? Только слова и ненавистные Законы могут послужить мне защитой.
Жду...
Первым * из песка, из воды и из сумрака появляется бородатый мужчина средних лет во всепогодном комбинезоне спецназа, с копьем в руке. Хорошее у него копье, наконечник поблескивает язвительным жалом. Я знаю пришельца — святой Бенедикт из Младшего Ангельского Круга, покровитель Европы, иногда именуемый Вороном. Ох, не люблю я католиков! Впрочем, всех я Светлых не люблю...
Вторым является Эльвартус собственной персоной, золотящийся пресветло от макушки до пят.
Третьим материализуется сухонький старичок, босоногий, в рваной рясе, с безумными глазами на вдохновленном лице. Франциск-Основатель, экзоцист.
Дальше повалили валом. Черноволосый парень в колете и при шпаге. Громила в византийском доспехе. Рыжеволосая девица. Вся команда — контротряд, созданный когда-то на Небесах для борьбы с моими Демонами-вербовщиками — в полном составе. Даже связистку свою прихватили.
Выстроились передо мной, словно на параде. Молчат, ожидая прибытия начальства.
Вот и я помолчу. Еще на песочек присяду... Ух, холодный!
…Азраил заявился последним, оскорбляя мои глаза черным цветом своего кителя. Был он, как всегда, шумен и гневлив, а от того с места в карьер перешел к делу.
— Ну, я так понимаю, ты, Лилит, слова обычные понимать разучилась? Тебе до какого часа срок был дан? Или хронометр у тебя сломался?
— Я с тобой говорить не буду, — ответствовала я, садясь поудобнее и обнимая себя за колени. — Я с Уриилом буду говорить.
— Много Уриилу до тебя дела!
— Да полагаю, не мало...
— Может, ей меч одолжить? — поинтересовался Эльвартус. — Чтобы, значит, сразу на всех Уровнях...
— Она и так-то не собирается, — возразил Ворон, — а ты хочешь ее во Внешний Космос...
— Не собираюсь, — согласилась я.
— А придется! — Азраил пнул песок носком лайкового сапога.
— И как же вы меня заставите?..
— Заставим, заставим! — пообещал Франциск.
Я погрузила руку в песок и пропустила его между пальцев. В роще за моей спиной трелями надрывались лягушки.
— Вы, вообще, кто? — спросила я. — Галлюцинации? Я вас не вижу. Чего пристали к человеку?
— Тоже мне, смертная нашлась! — хмыкнул франт при шпаге.
— Закопаю! Тихо все! — рявкнул Азраил и добавил тоном ниже, обращаясь ко мне: — Не паясничай, Падшая, лучше подумай еще разок своими девичьими мозгами, что к чему…
— Ты утомляешь меня, верный раб бездушного тирана, — я улыбнулась Старшему Ангелу, — ты утомляешь меня...
— Утомляю, значит? — ласково поинтересовался он, присаживаясь передо мной на корточки. — Никто же тебе не мешает обрести покой...
— Ты мешаешь, навязчивая галлюцинация. Изыди!
Я легла на песок и уставилась в густую синь звездного неба.
— Лилит, я прошу в последний раз, — теперь Азраил стоял надо мной, выпрямившись во весь рост.
— Мне без разницы.
Песок зашуршал под стремительными шагами. Азраил заметался по пляжу.
— А жизни Темных адептов тебе тоже без разницы?.. — вопрошал он. — Души, которые могли бы стать вашими, но не станут, потому что мы заберем их до срока? Без разницы?!
— Не те, так другие, — я подпустила в голос ленцы.— Слушай, Азраил, ну, скажи, чего ты притащился? А публику пригнал зачем?.. Для устрашения? Не боюсь я. Потому что ничегошеньки вы мне сделать не можете! Я сейчас кто? Человек. А потому попадаю подо все охранные Законы Опоры Мироздания. Тронешь меня — и покатится с горы камешек. А за ним грянет лавина. Не можешь ты меня развоплотить, верно?
— Не могу, — угрюмо согласился собеседник.
— Отличненько! — я даже снова села. — Хоть в чем-то нашли консенсус. Почему, в таком случае, я должна самоубиваться? Аргументы, пожалуйста.
Азраил прекратил беготню.
— Мы же знаем, зачем ты здесь, Лилит, — собственную убежденность он вкладывал в слова, пытаясь передать ее мне. — Руками Церкви мы уничтожим всех — ты слышишь всех! — адептов Тьмы. А ведь они нужны тебе! В одиночку ты не остановишь Армагеддон...
— И снова Уроборос, — вздохнула я. — Безвыходность. Мы вернулись к тому, с чего начинали.
— Если ты уйдешь сейчас, — продолжал Азраил, — мы не тронем смертных. Подумай! Нынешняя эпоха, как и любой конечный этап нашего Витка, богат на предателей веры.
— Отступное предлагаешь? — грустно улыбнулась я. — Хороший куш, но я не могу согласиться.
— Ты пожалеешь!.. Уже завтра.
— Возможно.
...Пожалею. Знаю, что пожалею — только вот Светлый вряд ли понимает о чем. Не сам факт массовых смертей Темных адептов пугал меня, я смущалась предчувствием мучительности последних минут тех людей, что доверили нам, Павшим, свои души...
Азраил развернулся к своим подчиненным.
— Эльвартус, тебе ясна ваша задача?
— Так точно, мой полковник! — отсалютовал златоволосый.
— Тогда за дело!
Белыми барашками вспенилась вода, взвихрился песок. Ангелы уходили.
...Бескультурье! Даже не попрощались...
На душе было тяжело. Скольким смертным я подписала сейчас приговор? Десяткам? Сотням? Тысячам.
...Капли крови на дне ритуальной чаши — скоро мне придется пить ее ведрами. Вреден для организма избыток соли...
Я сняла сарафан, оставила его на песке и вошла в воду. Озноб охватил тело, хотя поначалу вода показалась парным молоком моим озябшим ступням. Я нырнула, погружаясь в подводную темноту, куда не проникал свет луны и звезд.
...Нет, конечно же, даже произнося свои угрозы, Азраил не понимал, чем можно напугать меня. Или понимал? Как не хочется в это верить...
Я не боюсь смерти — ни своей, ни чужой. Я боюсь боли — той боли, гнойный чирей которой уже терзал меня однажды... когда рушилась Атлантида... Не страшно умереть, но страшно умирать медленно, в мучениях.
...Простите меня, присягавшие... Клянусь, ваши муки не будут напрасными!..
Я вынырнула, жадно вдохнула воздух, напоенный ароматом цветущих трав. Впереди бой, и не время мне распускать нюни.
* Данный эпизод написан уже после сочинения первого явления нашей совместной с JR работы - "Крыло и плащ". Авторство на все команду Светлых, появляющуюся в данном эпизоде, принадлежит ему.